Алена Воронина - Радужный город

Это было последним и единственным, пожалуй, что запомнилось отчетливо.

Я выкрутила руль до упора, под оглушительный хохот Смолякова. Бледное лицо Вити мелькнуло совсем близко, и большая машина забралась на отбойник и, пробив ограждения, застыла на самом краю моста.

Я бы не смогла. Не смогла причинить ему вред. И не важно какова цена. Я бы не смогла причинить вред Вите.

Датчики сработали, и подушки безопасности выстрелили в тот самый момент, когда автомобиль, накренившись, полетел в черную Неву носом вниз, как ныряет пловец-олимпиец.

Смех Смолякова все не утихал, он и канул со мной в пустоту и обжигающе холодную воду. Пожалуй, это было последним и единственным, что запомнилось отчетливо.

Мне было так жаль…

Анатолий Иванович, расположившись в тускло освещенной, пустой в такой час столовой, листал дело, подлежащее передаче в суд, придвинув к себе дымящуюся чашку чая. Дело было явно проигрышным для стороны обвинения, а хотелось бы посадить хоть пару ублюдков и повысить, так сказать, показатели.

Варков любил «чаёвничать»: крепкий напиток стимулировал мыслительную деятельность — появлялась надежда увидеть то, что пряталось между строк протоколов допросов, обысков и очных ставок, ведь одно слово в состоянии решить исход дела, а может… он просто пытался создать свой ритуал. Хотя бы один.

Собственная жизнь Анатолию Ивановичу давно перестала принадлежать. Она делилась между семьей и работой, кренясь то в одну то в другую сторону, но в любом случае не оставляя ему право на нечто личное.

Может, поэтому Ирина подозрительность вызывала порой глухое раздражение, как железка, скребущая по стеклу, режет слух, но боли не причиняет. А попытки доказать жене, что не тот он человек, чтобы о «походах на сторону» думать и тем более на нее ходить, Анатолий Иванович давно забросил. Устал!

Ира не поверит, что он так и представлял себе жизнь. Ну, может не совсем так… Но нечто близкое. Дети. Жена. Проблемы… Только приблизившись к тому, чего хотел, удовлетворения он не испытывал. Удивительно, правда?

Жена недавно читала мальчишкам сказку Александра Грина. Варков сего романтичного фантаста и сам полистал в далеком детстве, но уж конечно не девчачьи «Алые паруса». Анатолию Ивановичу больше нравился «Блистающий мир», и то в аспекте полета главного героя. С такими-то даром наворотил бы дел маленький Толя. Но ныне на многое уже смотрелось с другой стороны. Летать Варков боялся, как и высоты. А красивый корабль, скользящий по водной глади, зачаровывающий умы детей и юных дев исполнением желаний, следователю виделся призраком, чья красота алых всполохов размылась самой жизнью.

От него так много хотели все, и особенно он сам, что в какой-то момент Анатолий Иванович стал смотреть на себя как бы сбоку, будто отделяясь от собственного бренного тела, оставляя тому «себе» ответственность и совесть, гнет проблем, забирая лишь логику, любопытство и любовь к изыскательству. Раньше эта способность помогала ему в расследовании, а теперь лишь усугубляла самокопание.

Телефон зачирикал, и Анатолий Иванович схватился за трубку, не глядя, по привычке.

— Следователь Варков, — сказано это было буднично, так кассир в супермаркете заученной фразой интересуется, нужен ли пакет.

— Анатолий Иванович! ЧП! — встревоженный голос помощницы Тани, умудрившейся задержаться на работе дольше положенного, выдернул мужчину из размышлений, но не более того, а брошенное «ЧП» и не подумало всколыхнуть в следователе переживания. Он потом только для себя решил, что перегорел, и, похоже, по-настоящему.

— Под конец моей смены и без ЧП… — фыркнул Варков, захлопнув толстую папку.

— Нет, Анатолий Иванович, это по делу Итальянца, — выпалила девушка.

Варков замер. Он при Татьяне никогда прозвища Виты не произносил. Таня — девушка смекалистая, и, конечно же, знает, как в узких кругах зовут Тропинина, но это, как говорится, не для ее уст, значит, что-то случилось.

— Звонил начальник Софьи Мизерной. Говорит, она пропала, ушла по работе полчаса назад и не вернулась. Телефон не отвечает…

Дослушивать Варков не стал, сразу начал рыться в телефонной книге в поисках номера начальника Софьи, с которым он имел дело после нападения. Владимир Александрович помнился ему вполне вменяемым мужиком, который тревогу просто так поднимать бы не стал. Как оказалось, ему позвонили секретари, а тем в свою очередь звонил клиент, который Софью так и не дождался, хотя проживает в соседнем с офисом доме.

Бегом спускаясь по лестнице, следователь отдавал указания семенящей за ним Татьяне, забыв напрочь о том, что она вполне может уйти домой. Сейчас он пытался сосредоточиться лишь на одном — позвонить Тропинину и узнать, не умыкнул ли Итальянец Софью. И это надо сделать до того, как следователь поднимет на уши всю королевскую рать.

Тропинин долго не брал трубку, а в холодном салоне авто, куда плюхнулся следователь, время тянулось в разы дольше.

— Да, — четкий, резкий ответ Итальянца развеял дымку надежды, которую нагонял Варков.

— Соня с тобой? — мир опять стал видеться чуть сбоку, как и всегда, когда надо было указать на очередной просчет и недальновидность, обремененного тысячами табу и проблем мозга.

— Что случилось? — голос Итальянца стал глухим, будто он уже знал ответ.

— Пропала, ушла по работе и не вернулась почти час назад.

В трубке повисло молчание. Тропинин никогда не был глупым, потому и имел то, что имел.

— Не вздумай поднимать шум, — это был почти приказ.

Шеф был сер, когда садился в машину. Таня же старалась унять дрожь в руках, будто была причастна к похищению или, того хуже, не оправдала надежд облеченных деньгами и властью. Будто была на месте Варкова.

Трагедия ее семьи заключалась в том, что девушка прекрасно знала, каково это. Отец, имевший когда-то должность, заработок и хорошие перспективы, так же «не угодил» одному из «таких», имеющих доступ к нитям, что опутывают систему и уходят куда-то вверх, теряясь в тумане званий и денег. И ей бы не работать сейчас тут даже со своим красным дипломом и светлой головой, если бы не еще более высшие, заступившиеся за отца, сумевшие стать плотиной между ужасным потоком, который бы смел ее родителя, не оставив никаких надежд. И хоть из органов отцу пришлось уйти, но все было сделано тихо-мирно, по состоянию здоровья, без тени, которая покрыла бы весь его род.

Хотя, конечно же, определенные должности даже при усердии и удаче Татьяне не светили, ну так они не светили и женщинам в принципе, уж больно специфична область, в которой так нравилось работать молодой женщине. Вотчина мужчин, как звала ее мать уголовный розыск.