Алена Воронина - Радужный город

Но Варкову было, пожалуй, хуже. Ведь Итальянец был еще и его другом. А с друзей всегда больший спрос. Тут не отпишешься, не забудешь.

Но Таня все же призналась самой себе, что взбудоражена как никогда. Такие дела как красные мазки по унылой серой рутине. Вполне возможно, что женщина похищена. И, возможно, с целью выкупа. Выживет она, или уже мертва, что скорее всего так и есть, если преступники — не идиоты, это в любом случае будет интересно. Ведь те, кто за этим стоит, понимали, кто маячит за спиной заложницы, кто поднимет трубку и позвонит «главному генералу» какому-нибудь? Психи! Или псих…

А Смоляков при своей биографии на роль психа очень даже подходил, по мнению отца Тани, которая без имен, но историю поведала, очень хотела мнение отца услышать. Тот в психологии преступников хорошо в свое время разбирался, да и сейчас интуиция следока, закаленная еще в СССР и девяностые, никуда не делась. По мнению отца Смоляков был способен на ужасные поступки. Он был слишком тих для своих кругов, исполнителен, приносил прибыль, за что его и ценили. Возможно, даже скорее всего, сам он наркотой не баловался, сильной точно, если умудрялся в таком дерьме столько лет крутиться и выживать. Там надо свежую голову иметь. И теперь, когда он должен серьезную сумму, когда способны сдать нервы у любого живого существа, он был крайне опасен.

Он собирался медленно, тщательно зашнуровывая кроссовки, заправляя майку в джинсы, разглаживая складочки на свитере. Он никуда не торопился, ничего не боялся, изредка кидая в мою сторону насмешливые фразы, но иногда взгляд его застревал в пространстве, а лицо выдавало целую гамму эмоций, будто он смотрел невидимый фильм и сопереживал героям и даже готов был вступить с ними в диалог.

Забавно, он даже казался красивым, хорошо сложенным мужчиной, и улыбка у него могла быть вполне милой.

Я же тихо сходила с ума. Невозможность двигаться и неспособность контролировать собственное сознание, которое так и норовило скатиться во тьму, заставляли сердце колотиться с неистовой скоростью. И лишь потихоньку ритм его замедлялся, наверное, то, что вколол мне Смоляков, действовало и на сердце тоже. А вот мозг рвался внушить мне идею, что это все это мне снится.

— Мне вот интересно! Я любопытный, знаешь ли, от природы. Стоишь ты пятьдесят миллионов? А что? Хорошая цифра. Красивая! Вот твой бывший муженек считал, что стоишь. Достаточно ли ты ублажила Итальянца, чтобы он тоже так считал? Делаем ставки, господа и… дамы!

Смоляков хитро сощурился и хохотнул. Порывшись в моей сумке, мужчина достал телефон и принялся копаться в адресной книге, прежде поставив его на беззвучный режим, потому как аппарат почти безостановочно распевал песни.

— Такс. Виталий Аркадьевич. Аж потряхивает от волнения! — по секрету поведал мне Сергей.

— Ты его убил? — губы едва шевелились, а голос был настолько сиплым, что вопрос еле можно было разобрать.

— Кого? — оторвался от изучения экрана Смоляков. — Муженька твоего? Нет. Я раньше считал, что того, кто имеет ключ к твоему спасению, убивать невыгодно. Теперь так не считаю. Я эту гниду собственными руками бы на тот свет отправил. Что смотришь? Это Светка его так. Дура ему простить не могла, и если б товар — она ему тебя простить не могла. Что все это он ради тебя, а не ради нее затеял!

Он умолк, опять смотря в пустоту перед собой.

— Самый жестокий зверь — баба. Не уступит, не простит! Себе готова навредить… Я ей, суке, все бы отдал, а она как бульдог в Димку. Ничем челюсти не разжать. Вы даже любить и то не умеете!

Мозг, оставив попытки внушить мне нереальность происходящего, и выдал предположение, что Смоляков либо пьян либо под действием наркотиков. От этого и накатила паника. Если бы могла, я бы боролась, кусалась, только чтобы попытаться уйти, сбежать от его полного ненависти взгляда. Но страшный человек лишил меня даже этого.

Варков, широко шагая, пересек крохотный грязный дворик и направился к парадной, где и располагалась злополучная квартира, куда вызвали Софью. Навстречу ему, запихивая в папку мятые листы бумаги, вышел капитан Мирошин, глава местного убойного отдела.

— Он прошел по чердаку в третью парадную. Там камере с угла дверь не видно. Женщину он нес на руках. Тут темно, освещение — одно название. Свидетелей нет. Бабка из соседней комнаты дверь открыла, потерпевшую видела. Но она почти слепая и глухая, толку от нее как… Говорит, в той комнате, куда пришла потерпевшая, студенты жили. Я уж хотел смеха ради, уточнить, не пионеры ли, мне кажется, она все в прошлом веке живет, — попытался чуть разрядить атмосферу Мирошин, но по виду Варкова понял, что это бесполезно, и продолжил. — Проверяем. Силуэт машины видно, но понять марку и модель невозможно. Запросил камеры с домов на Каменноостровском. Ждем, — отрапортовал капитан.

— А быстрее нельзя?

— Иваныч, ты как первый раз! В комнате нашли шприц и ампулу. Отправили на экспертизу.

— Наркотик? — Варков поджал губы.

— Митрич считает — не похоже, скорее какой-то лекарственный препарат, он там сказал умное длинное слово, я так понял, это типа транквилизатора.

Телефон неприятно завозился в кармане брюк.

— Ира, мне некогда. У тебя что-то срочное? — Варков устало надавил пальцами на глазные яблоки, стараясь снять напряжение.

— Хотела узнать, когда ты приедешь домой.

— Ира, я на работе. Это такой процесс, от результата которого зависит, что вы с тройкой спиногрызов будете жрать! Мать твоя у нас, если тебе неймется, иди погуляй с подругами, — постарался пресечь на корню разговор на тему «Почему» Анатолий Иванович.

На том конце повисло молчание. Оно было очень схожим с тем, что не так давно он уже «выслушал», позвонив Тропинину.

— Если ты не заметил, родной, сейчас прилично поздний вечер для посиделок с семечками, да и холодновато. А последние шесть лет у меня нет ни подруг, ни знакомых. У меня есть трое детей и ты. Хотя «ты» бываешь крайне редко, и я сомневаюсь, есть ли ты вообще у меня. Ведь ты даже не знаешь, что сыновья сегодня у твоих родителей ночуют, — голос Иры потускнел.

— Нет у меня никого, — выпалил Варков по привычке, только заныло под ложечкой оттого, что Ира считает его никчемным отцом.

Осознав до конца слова жены, Анатолий Иванович взбеленился. Он ведь все делал для них. Все! Для них!

— Если ты хотела этот гребанный дом, то можешь с ним попрощаться, потому что любовницу Тропинина я только что просрал.

Все! Для них?!

— Нам нужен был ты, а не дом. Чтобы ты хоть часть своего времени уделял нам.

Для них?

— Ира…

Гудки монотонно сообщили о том, что супруга отключилась.

— Он сам вызвал ее и сам позвонил в контору. Значит, захотел ускорить события. Иначе, вряд ли кто-то забил бы тревогу в ближайшие пару часов, — капитан за спиной решил продолжить разговор, пока Варков стоял, уставившись на исписанную граффити стену.