Диего Дон Валенсия - Солнечная пыль

Трубку вновь взял Анатолий Степанович, и от этого дежавю затряслись руки. Я чуть не выронил смартфон. Волнение охватило с такой силой, что потемнело в глазах.

– Это Диего, – с трудом преодолевая дрожь, сказал я. – А Лара где?

– Диего? Ты? – спросил он и заплакал. – Уже знаешь?

Я опешил от странной фразы. Сердце билось быстро и больно ударяло меня изнутри, словно тяжелый колокол двигался в моем обмякшем теле. В горле пересохло, говорить я пока не мог.

– Умерла три дня назад наша девочка… – услышал я сквозь всхлипывания.

«Святая Дева Мария! – заметались мысли. – Как раз в тот день, когда нашлась ее шкатулка-гробик. Неужели таким способом она дала знать? Это было послание мне… мистический знак».

И я разрыдался. После паузы услышал голос Анатолия Степановича. Он сообщил, что по желанию дочери ее тело кремируют.

– Ларочка оставила письмо для тебя, – глухо проговорил он. – Велела отдать, но если только ты попытаешься найти ее. Могу передать с верным человеком.

– Но я два дня назад прилетел в Ростов, – сказал я. – Сейчас у мамы на хуторе…

– Ты здесь… Почувствовал… Завтра утром сожгут, – еле слышно произнес он. – Можешь поприсутствовать, если хочешь. Лара была бы довольна.

– Это будет тяжело для меня, – признался я.

– Значит, ты не забыл мою дочь… – сделал вывод Анатолий Степанович.

– Лару трудно забыть, – ответил я.

– Тогда приезжай на набережную к двум часам дня, – после паузы предложил он. – Я буду у реки, если спуститься из Детского парка… так Ларочка просила.

– Я понимаю, где это, – с тоской проговорил я, тут же вспомнив нашу встречу в этом парке и дальнейшую прогулку.

– Отдам письмо, – сказал он и положил трубку.

Я пришел на место в половине второго, Анатолий Степанович уже стоял на набережной, облокотившись на парапет и глядя на воду. У его ног лежал пакет. Я приблизился, пытаясь проглотить ком в горле, но мне это никак не удавалось.

– Здравствуйте, – хрипло произнес я.

Слезы все же хлынули, но я не вытирал их.

Анатолий Степанович резко обернулся, я с трудом узнал его. Мужчина сильно постарел и осунулся, но это было неудивительно в такой ситуации. Я выразил соболезнование, с трудом подбирая слова. Он молча кивнул и опустил голову.

– Но что произошло? – после паузы, когда немного успокоился, все же спросил я. – Ничего не знаю, с Ларой все эти годы не общался…

– Она страдала из-за этого, – еле слышно сказал Анатолий Степанович. – Ни в чем-то моя девочка не виновата.

Но у меня было другое мнение, воспоминания вызвали очередной приступ боли. Я по природе не мазохист, но правду узнать было необходимо, иначе как жить дальше. И я повторил вопрос:

– Что произошло?

– Что должно было, – непонятно для меня ответил он.

– Авария? – нервно предположил я. – Лара всегда гоняла как сумасшедшая. Я должен знать, как она погибла. Она была наверняка пья…

Анатолий Степанович глянул на меня тоскливо и привалился к парапету, словно полностью обессилел. Я осекся на полуслове. Пауза получилась тяжелой, и я минут через десять неловко предложил посидеть где-нибудь в кафе, выпить вместе, помянуть. Но он лишь отрицательно покачал головой и сказал, что у нас есть еще неоконченное дело на этой набережной. Я не понимал его и не знал, что сказать. Мы постояли еще какое-то время, в полном молчании глядя на воду.

– Лара не мучилась, – монотонно начал он наконец, нарушив паузу, – она умерла мгновенно… как и все женщины этого рода. Линда как-то рассказала, что в давние времена кузен и кузина поженились, несмотря на строжайший запрет католиков на брак между такими близкими родственниками. У них родилась дочка с генетическим отклонением. Точно никто не знает, как все происходит, но в какой-то момент кровь густеет и активно образует тромбы. И передается это по женской линии. Сыновья этого рода все дожили до старости, а вот женщины умирали в молодом возрасте. Это все, что я знаю. И поэтому я был против того, чтобы Ларочка выходила замуж, связывала себя какими-то обязательствами. Невыносимо больно терять того, кого ты любишь. Но… эх, что тут говорить! – вскрикнул он в отчаянии и вновь расплакался.

Я был потрясен открывшейся правдой. Обняв Анатолия Степановича, начал говорить слова утешения. Он вытер глаза, вынул из пакета письмо и протянул его мне. Я вздрогнул, холодок побежал по спине. Взяв конверт, хотел спрятать его в карман тенниски и немедленно уйти, чтобы уединиться и прочитать послание Лары. Но Анатолий Степанович попросил остаться. Тогда я отошел в тень ближайших деревьев и раскрыл конверт.

«Любимый мой Ди!

Если ты читаешь письмо, то меня уже нет. И это мои последние слова тебе.

Прости меня! За то, что позволила развиваться нашему роману, за то, что вышла за тебя замуж, за то, что так мучила тебя. А ведь я люблю тебя больше всего на свете и знаю, что мое чувство никуда не пропадет после того, как исчезнет мое тело, ведь душа всегда жива, она помнит и любит даже на небесах.

Я всегда знала, что умру, только срок при таком заболевании неизвестен. Это может произойти в любой момент. Кровь густеет, тромбы закупоривают вены, это неизбежно. Поэтому я так много пила вина, хотела, чтобы кровь постоянно разжижалась. Прости мои пьяные выходки.

Когда я хотела венчаться… о чем я только думала?!. Святой отец спросил, нет ли у меня генетического заболевания, которое может перейти нашим детям. По католическим законам брак в этом случае невозможен. Я объяснила, что если родится мальчик, то все будет в порядке. Он задал прямой вопрос: «А если девочка?» И я не нашлась, что ответить.

После этой беседы я окончательно осознала, какую страшную ошибку совершаю.

А потом, поняв, что, несмотря на предосторожности, все же забеременела, не стала ничего тебе говорить. Хотела дождаться срока, когда будет ясен пол ребенка. Узнав, что это девочка, прервала беременность. И никак не думала, что ты окажешься в этот момент рядом. Прости меня за ту боль, что я тебе причинила.

Любимый, я попросила папу о кремации после моей смерти. И ты не сможешь прийти на мою могилу, ее просто не будет. Прости и за это. Но пусть мое проклятое тело, несущее такие гнилые гены, будет сожжено дотла. И на этом закончится цепочка неправильной генетики. Это моя последняя воля.

И еще: не бросай писать. «Пепельные незабудки» сказали мне многое, ты реально талантлив! Ничего не зная о моем смертельном заболевании, ты вывел в сюжете умершую девушку, которая любит и страдает, словно она все еще живая. Это история о нас, именно так я восприняла твой роман. И это подсказала твоя природная интуиция, а может, это и есть мистика. Закончи роман, и будь уверен, на небе я его прочитаю. И обещаю, что в виде призрака являться тебе не буду. Да, я улыбаюсь сейчас, но ты же знаешь, какая я сумасшедшая. Как видишь, могу шутить даже над такими вещами.