Александра-К - Элька [СИ]

Вся эта история закончилась через час — жуткие жабы на ЭКГ исчезли, биение сердца стало редким — лекарства подействовали. Козявка моя лежала бледно-синяя, глаза ввалились, едва дышала.

— В палату не возьму — некуда! — Голос реаниматолога вывел меня из созерцания козявки.

— А здесь где? Если снова приступ начнется ночью, когда все спят? — Голос дежурного доктора был просто злым.

— А я своих куда дену — в коридор? Приступ может и не повториться.

Два жирных козла — соседи по палате, тут же загундели, что они — люди больные, у них режим, волноваться им нельзя, а если козявка опять закатится в приступе, то их драгоценные сердца пострадают. Бедный мальчишка только сильнее зажмурился.

— Не возьму! — Реаниматолог потихоньку накалялась. Счас наши бабы переругаются насмерть, и тем дело закончится.

— Ну, давайте его пока в сестринскую поместим — на эту ночь. Даже если буду спать — так рядом, там же. И до поста недалеко.

Ох, зачем я только это сказал. Всю ночь теперь возиться с козявочкой немощной. Но мальчишку бросать было нельзя, похоже, он из безответных, сам за себя постоять не сможет.

Козявка разлепил глаза и благодарно посмотрел на меня. Похоже, соседи за неполные сутки его пребывания в больнице достали напрочь.

— Ну, вот и хорошо…

Докторицы наши величественно удалились. А мы с козявкой и двумя старым козлами — его сопалатниками, — остались.

Те что-то бодро бурчали, пока я поднимал мальчишку на ноги, потом, поняв, что сил у него после приступа нет совсем, просто взял на руки эту груду костей и кружку крови и поволок в сестринскую. Вообще-то, больных там не сильно привечают — это единственный уголок, где мы можем от них скрыться, покурить, попить чаю, в тишине посмотреть телевизор, поболтать всласть, да мало ли чего. Но я сегодня один как перст на все отделение, так что голосить по поводу лишней заразы в чистом кабинете будет некому.

Пристроил его на диван, сунул под спину подушку, включил телик — шел какой-то мультяшка, козявка явно заинтересовался, начал следить глазами за бегающими по экрану коту и мышу. Синева постепенно уходила с лица, он становился похож на человека.

— Ладно, парень, полежи пока. Пойду, отколю филейные части и вернусь. А ты свою порцию на сегодня получил, так что лежи, отдыхай. Тебя хоть как зовут-то?

— Элька…

Понятно, типа Эльдар в полном варианте. И фамилия такая… Козяв… Кузьменко… Обалдеть! По-другому не скажешь. А меня он даже не спросил о моем имени — видимо, ему вовсе не до того было. Ладно, потом познакомимся.

Пока я снимал стресс, ловко попадая шприцом в мускулюсы глютэусы, сиречь — окорочка моих больных, мелкий понемногу осваивался в сестринской.

Когда я вернулся, чайник кипел вовсю, а Элька задумчиво стоял на коленках перед холодильником. Но вот тут-то… В нашем холодильнике мышь удавится, чтоб не мучиться от голода. Я-то обычно вечером не ем, а пара моя сегодня не вышла — заболела, похоже. На исхудалой мордочке козявки было написано горькое разочарование. Я вздохнул — не могу, когда на меня смотрят голодными глазами, да еще и после сердечного приступа. Пришлось тащиться в раздатку и тихо стырить там батон хлеба и остатки вечерней каши — пока его жабокряки по палате поглощали ужин, мы с Элькой бегали на томограф. Эти добрые дяди мальчишке даже на тарелке не оставили ужин, то ли сожрали его порцию, то ли просто выбросили. Каша была пшенная и невкусная, но козявка смел ее за мгновение, проглотил полбатона хлеба с сахаром и осоловевшими от сытости глазами уставился на меня. Щеки и губы немного порозовели, и он больше не напоминал голодного вампира, о чем я ему и сказал. Мальчишка тихо заржал. Страх смерти, видимо, прошел, и он начал воспринимать действительность более или менее реально.

— А как вас зовут? — Синие глаза смотрели хитро — непонятно, как обращаться к медбрату — вроде бы, маленькое больничное начальство, да и постарше все-таки. Поэтому козявка решил не рисковать и обратиться со всем почтением.

— Влад…

Вообще-то я Владимир, но заморачиваться по поводу Вовочки начал очень рано, и настоящее имя теперь знает только моя тетка да секретарь моей альма-матер — когда студенческий выписывала. Сильно сомневаюсь, что староста знает имя в реале, впрочем, не уверен — она у нас девица очень дотошная.

— Спасибо, Влад…

Что можно сказать на такое? «Не стоит, так поступил бы каждый!» В общем-то, да, исключая тех двух жирных боровов в его палате, выживших мальчишку едва не в коридор после приступа и оставивших его еще и голодным. Хорошая компания, нечего сказать. Ладно, отольются кошке мышкины слезки. Очень люблю ставить укольчики. Особенно в жирные дряблые окорочка плохих парней. Ощущения просто непередаваемые.

Светка рассказывала такую историю… Она работала до кардиологии процедурной сестрой в поликлинике. До работы надо было довольно долго ехать на автобусе. Зима, мороз, автобус раз в час. На остановке — куча народу. Она в автобус не попала — дядька какой-то отматерил и столкнул с подножки. В итоге, на работу она опоздала на час… Влетает в поликлинику, а возле ее кабинета сидит тот дядька. Дальше она всегда говорит так: «Я взяла самый большой шприц и сааамую тупую иголку! И как вколю ему укол!!! Так легко на душе стало — боженька сразу его наказал!»

— Ты откуда вообще?

М-да, название его деревни мне ничего не сказало.

— В школе учишься?

— Не, я школу уже закончил. Сельскохозяйственный колледж в районе.

Нормально. ПТУшный мальчик ходит в обнимку с «Историей Средиземья» и говорит почище тургеневской барышни. Остается задать вопрос: «Кто вы, мистер Кузьменко?»

Но спросить не успеваю — пока я переваривал информацию, малой сомлел и теперь тихо посапывает на подушке. Даже не разделся, поросенок. Я пристроился рядом в кресле и тоже задремал…

Самое плохое в нашей работе — раннее утро. Народ начинает ползти в туалет, а поскольку в коридоре света еще нет, а очееень хочется добечь до местечка уединенных размышлений, наши бабки, дедки, тетки и детки шаркают ногами в растоптанных тапочках. Вот почему в больнице все больные в растоптанных тапочках маршируют по моему усталому за день мозгу? Шарк-шарк-шарк в одну сторону, бумм дверью, потом снова шарк-шарк-шарк в другую, бумм дверью в палате, непременно кто-то проснется и возмущенно загудит. А я-то это сквозь сон слышу, и не могу уйти в край сладких грез окончательно, словно страж на башне замка. Шарк-шарк-шарк… Растоптанные тапочки остановились возле двери в сестринскую. О, Господи, иди уже дальше, не буди злую собаку. Вы-то выспитесь днем, да еще доктору на бессонницу ночью жаловаться будете, а мне утром, высунув язык на плечо — в универ через полгорода на практику переться, пока доживешь до лекции, где можно поспать — полдня пройдет, и их как-то нужно прожить…