Александра-К - Элька [СИ]

— Влад, Влад, — едкий голос взрывает мой мозг.

— Да что уже? — Грубить нельзя, но сильно хочется.

— Влад, там в палате больной …

Так, можно не договаривать, подскок на месте и выброс в коридор. Ну что за люди — любят помирать ночью. Возле палаты жмутся двое дедов, еще один тащится за мной сзади, я вламываюсь в сонную темноту палаты, зажигаю верхний свет. Еще хрипит. Ладно, не так все страшно. Памятник поставить тому, кто изобрел сотовый телефон. А что — если я не сплю, пусть и дежурный доктор не спит.

Остановился он значительно позже, после того, как честно выполнили все положенные мероприятия. До прямого массажа, правда, не созрели. Возраст не тот, да и диагноз страшненький. Ладно, доктор молча поднялась с пола и двинулась в ординаторскую писать в истории про свои действия. Посмертный-то напишут утром, а вот что вводили, как давили и дышали — это сразу надо бы записать. А мое дело — убраться в палате. Деды сбились в кучку возле двери, смотрят испуганно, как малые дети. Ну, да, один из вас. Молчат. А что тут говорить — вопросы излишни. И тут меня как домовой-больничный в спину толкнул — оборачиваюсь, а за спиной стоит моя козявочка и дикими глазами смотрит на разгром в палате, простыню на полу, деда на ней. Шприцы, кровь… Так, а вот тебе здесь делать точно нечего.

— Элька, брысь в сестринскую, еще время есть поспать. Иди!

Он отрицательно качает головой.

— Элька, иди отсюда, приступ хочешь чтобы повторился?

Иди-иди уже, не твое дело, как я это тело теперь буду поднимать на каталку и в морг переть по переходу ночью. Не положено их в отделении оставлять до утра — больные пугаются.

Ага, больные пугаются… Из Светкиных историй — на практику из меда прислали студентов 6 курса, вроде, в помощь дежурному врачу. Ребята оказались из Пакистана, кожа медно-черного цвета, черные глаза, широкоморденькие такие. По-русски говорили нормально, больных понимали… Ночью дикий крик на все отделение: «Черт, черт, черт!!!» Забегают в палату, а там пакистанец решил бабульку посмотреть по повелению дежурного врача. Часов 12 ночи, ночник горит, бабка дремлет, он подошел и взял ее за руку. Та поднимает глаза — на фоне белого халата черная рожа, сверху белая шапочка. Бабка чуть не померла. В фигуральном смысле…

Ну, а здесь — в буквальном. И этот глазастик таращится обалдело. Блин, Элька, исчезни, наконец! Это в кино герой падает как подкошенный, в красивой позе и картинно раскинув руки. И говорит правильные слова перед смертью. «Прощайте, товарищи, все по местам! Последний парад наступает!» Ага-ага… В жизни запах крови смешивается с резким запахом и режущим привкусом лекарств, да еще и довольно неаппетитные подробности. Восковой цвет кожи, негнущиеся тело, прикосновение холодит руки. Не люблю, когда люди умирают! Категорически и никогда. Романтики тут нет. Грязь и вонь, сорри за подробности. Но малой не уходит. В глазах странное любопытство и понимание, что ли… Вот еще не хватало… Адепт смерти малолетний.

— Элька, вон, я сказал уже!

Обиженно сверкает на меня глазами и медленно уходит. И не в сестринскую, а в свою палату, откуда тут же доносится сердитое бухтение его соседей — этих в их отдыхе не поколеблет ничто, дрыхнуть будут, выдерживая режим, если даже Земля взорвется.

Ладно, займемся и мы делами своими скорбными. Тело — вещь материальная, дух уже давно его покинул, остается просто пустая оболочка. Так проще думать о том, что делаешь. Ну да, как старая одежда или старый дом, предназначенный на слом.

Не дали, демоны. Пока я прилаживался поднять бренную оболочку на каталку, благо, что дедок иссохший был и невредный, так что сильно корячиться не пришлось, крик раздался уже из Элькиной палаты, недовольное такое квохтание. Вот это совсем плохо. Оставим мертвых хоронить своих мертвецов, меня волной вынесло из палаты, ее обитатели только скорбно посмотрели вслед — не убрал же ничего, не успел. Жаловаться завтра будут, что не смогли лечь. Ладно, прорвемся.

Ну, за что боролись… Посиневший Элька лежал на койке без движения, и похоже, дыхания тоже не было. Бешено колотилось сердце в тощенькой грудной клетке, словно прорываясь наружу. Нагляделся, чтоб тебя!!! Сотовый телефон — вещь отличная, если ты осьминог, а вот если одной рукой ты держишь малого, второй как-то раздвигаешь губы и пытаешься что-то вдохнуть ему в рот, да еще и колотящееся под руками сердце. М-дя, хоть ногой нажимай вызов. Один из его добрых соседей все-таки додумался, дополз до ординаторской и позвал доктора. Та не растерялась, позвонила в реанимацию. Через минуту палата была полна народу, приперли уже и алый ящик дефибриллятора, девки из реанимации торопливо вкалывались в вены — мне не доверили, ну да, у меня практики меньше, конечно, эти ночью в темноте попадают куда надо. Я-то больше спец по глютэусам. Меня оттеснили в сторону, да я и не возражал — на мне еще все-таки лежала обязанность по вывозке трупа, про который все в горячке забыли. Как бы еще один не получить по окончании процесса — красивый и очень молодой. М-дя, пожелание всем моим больным — живите долго и счастливо, и в сторону — и помирайте не в нашем скорбном заведении.

Бог пронес, не попустил. Элька задышал ровнее, сердце замедлило свое биение. Я все-таки не ушел доделывать свою непосредственную работу, дождался, пока народ начал потихоньку расползаться, доктора наши опять начали выяснять, куда же его девать, склоняясь, что девать его куда-то можно только утром, девчонки унеслись обратно в палату — у них там тоже 5 душенек лежит мирно, без присмотра оставили. Малой лежал на постели бело-зеленый, дышал через раз и вроде был в сознании. Я наклонился над ним и поморщился — дело житейское и после тяжелых аритмий нередкое. Ладно, счас что-нибудь придумаем. Постельное белье заменить не очень проблемно — запасной комплект оставили, а вот одежку… Я наклонился и приоткрыл дверцу его тумбочки… Вид открылся просто поразительный. Наши больные чаще всего проявляют себя редкими неряхами — в тумбочках вечно залежи грязного белья, еды, зубных щеток, пасты, кремов, ручек, книжек. В особом случае мы как-то изгнали из тумбочки мышь, тараканов травим, но как-то вот не сильно помогает. А тут — всего пара футболок, стопка чистых трусишек и все… Просто больше ничего не было — ни еды, ни сотика, ни кучи безделушек. Казарменная чистота и порядок. И его «История Средиземья». Похоже, запасных штанов Элька на случай форс-мажора не припас. Ну, в конце концов, скоро утро, можно будет у сестры-хозяйки какую пижаму попросить временно. А пока полежит и под одеялом — куда ему теперь еще гулять.

— Элька, слушай, переодеться бы надо. Я сейчас принесу постельное белье, перестелить сам сможешь?

Мальчишка смотрит на меня, как на врага народа. Такое позорище — взрослый мальчик и такое… И как ему объяснить, что это еще малым испугом отделался, могло быть значительно хуже?