Джорджия Карр - Под гипнозом

— Вы здесь?

— Да.

— Хорошо, — сказал я, собираясь забрать её в следующий день. И по какой-то неизвестной мне причине, мой взгляд скользнул по её телу и наткнулся на дырку на чулке. Я смотрел на неё. Её кожа была очень бледной в голубом свете. Я обнаружил, что дрожу. А затем случилось то, что я никогда прежде не делал. Я кладу палец на её открытую кожу. Дыхание стало прерывистым и судорожным. Какого черта?

Я не мог поверить во власть и силу своего желания к ней и был бессилен в этом порыве. Чем больше я отрицал это, тем сильнее оно становилось. Я касался её, пока она лежала в моём кресле совершенно беспомощная, но мой палец не отрывался. Вместо этого он слегка подрагивал. Мой палец гладит её! Её кожа была словно изысканный шелк. Мой палец оставался до замирания сердца, будто не в состоянии, или, что более вероятно, не хотел разлучаться с её кожей. Затем я отдернул его и закрыл глаза. Я вздёрнул руки и прошелся пальцами по волосам. Я вцепился ногтями в голову, пока мой мозг дико охреневал.

Блять! Блять! Блять!

Все, что я знал наверняка, полетело в мусорный ящик. Мороз пробежал по коже. Очень медленно я поворачиваю голову влево. Немигающая точка красного цвета светила мне прямо в лицо, что свидетельствовало об устойчивом процессе видеозаписи. Я записывал это. Всё это было задокументировано. Я был сконфужен, и мне стало стыдно. Почувствовав себя извращенцем, я встал и отправился к записывающему устройству, стоял, держа палец наготове.

Всё, что я должен был сделать — нажать «стереть». Я должен стереть это. Здесь было достаточно доказательств, чтобы меня посчитали сексуальным маньяком. И никогда снова не смогу работать, если уж на то пошло. Если я сотру это, ничего существенного потеряно не будет. Мы ещё не начали её путешествие. Я подождал ещё мгновение. И нажал на кнопку.

Затем я нажал на «запись» и пошёл к своему креслу. И вспомнил слова священника из нашей церкви, его влажные глаза, блуждающие по приходу: «дух бодр, но плоть немощна». Я сел в кресло.

— Я хочу, чтобы вы отправились в тот день, когда умерла ваша мама.

Её глаза двигались под веками. — Вы здесь?

— Да, — её голос был мягким и расстроенным.

— Что вы видите?

— Я в коридоре. Он слегка подсвечен. И холодно. Здесь очень холодно. Я не хочу идти вперёд.

Я уставился на неё — мои собственные прегрешения забыты.

— Почему?

— Должно случиться что-то страшное. Я боюсь, — она всхлипнула. Её дыхание стало прерывистым, губы беззвучно двигались с тревогой и беспокойством.

— Оливия, слушайте меня. Здесь нечего бояться. Ничто не может навредить вам. Обращайте внимание только на мой голос. Сделайте только ещё один маленький шаг вперёд.

Глубокие борозды появились на её лбу, и тело начало дрожать.

— Пожалуйста, не заставляйте меня идти, — умоляла она.

К моему ужасу, слёзы хлынули из её глаз и полились вниз по её вискам. Я знал, если я буду двигаться дальше, то есть риск произвольного выхода из её гипнотического состояния.

— Всё хорошо, Оливия, — успокаивал я. Мой голос спокойный и размеренный. — Вы не должны идти вперёд. Вам нужно отбросить чувство страха и волнения. Должны остаться только спокойствие и контроль. Я сделал паузу, чтобы дать ей время поглотить мои слова, чтобы на неё снизошло успокоение.

— Сейчас я хочу забрать вас подальше отсюда. Вернитесь назад во времени. Вернитесь на один час ранее. Можете ли вы это сделать?

Она, молча кивнула.

— Что вы делаете?

— Я иду в кровать. Ивана со мной в комнате. Она укладывает меня в постель. «Спи спокойно, милое дитя», - говорит она, гладя меня по голове и волосам. Она приятно пахнет. Я люблю её. Она хорошо заботится о моей мамочке. «Ночи, ночи, Ивана», - говорю я, а она выключает свет и выходит из комнаты. Я засыпаю.

— Вернитесь еще на час назад. Что вы делаете сейчас?

— Я в комнате моей мамы. Я улеглась рядом с ней, и она читает мне книгу «Очень голодная гусеница». Мамочка пахнет лекарствами, и у неё совсем не осталось волос на голове, она носила шарф, который папа купил для неё в Париже. Тот самый с лошадками. Она была настолько худой, что я чувствовала, как её кости тычутся в меня. А вокруг глаз были тёмные круги. Она притворяется счастливой. Для меня. У её постели поднос с едой. Съедено немного. В комнату входит папа. Он, словно не в своей тарелке, стоит в дверях. Что- то в его поведении заставляет мою маму вцепиться в меня крепче. Её выпирающие кости впиваются в мою плоть. «Как ты сегодня, старушка?» — неуклюже спрашивает он из дверей. «В целом хорошо», - резко отвечает мама. «Замечательно», - говорит папа. В его голосе облегчение, но он всё равно чувствует себя здесь некомфортно. «Ну, хорошо. Думаю, мне стоит зайти пожелать спокойной ночи чуть позже». Мама печально улыбается: «Конечно». Папа отступает и разворачивается к маме. «Мамочка, ты скоро умрешь?» — мама повернулась ко мне, широко улыбаясь: «Не сегодня», - сказала она и щелкнула своим тонким пальцем по моему носу. — «Но завтра ты снова можешь спросить меня». «Я могу спрашивать тебя каждый день»? «Отличная идея», - ответила она. А затем за мной пришла Ивана. Пора спать. «Спокойной ночи, мамочка». «Увидимся утром, дорогая», - сказала она и поцеловала меня в макушку. «Я уложу ее в постель», - сказала Ивана. «Да, сделай это», - сказала мамочка ровным, невыразительным голосом. У двери я обернулась, и мама уставилась на меня. На лице появилось обеспокоенное выражение. Когда наши глаза встретились, она ярко улыбнулась. «Сладких снов», - пожелала она.

Я посмотрел на часы. Её время подходило к концу. Я приказал ей забыть первый эпизод и вывел её из гипноза. Она открыла свои прекрасные глаза и направила их на меня.

— Спасибо, что помогли мне восстановить это воспоминание. Оно для меня очень дорого, — она тронула свои виски. — Я плакала?

— Да, — ответил я, вставая.

— Не помню этого. — её глаза сверкали.

— Всего лишь случайные эмоции, — сказал я, растягивая время, но чёрт, она мне нравилась. Как же она мне нравилась.

Тем, кто не знают доктора Кейна, со стороны может показаться, что он совершенно не заинтересован в леди О. Даже можно подумать, что он по ней не скучает, и не может дождаться, как расстаться с ней поскорее… Но мне-то гораздо виднее. Всё, то время, что я знаю доктора Кейна, а мы знакомы с ним около 18 месяцев, я ещё никогда не видела, чтобы он так смотрел на кого-либо, как на леди О. Он смотрел на неё с такой тоской, словно сходил с ума от чего-то запретного. Касаемо неё, она вспыхивала каждый раз, когда он смотрел в её сторону. Но прошло уже больше месяца, а они все ещё не сблизились.

На сцену выходит Берилл-сваха.

Я добралась до ящика своего стола и выудила оттуда косметичку. Порывшись в её содержимом, изъяла компактную пудру и открыла её. Прошлой ночью я плохо спала и теперь выглядела тускло и бледновато, и мне нужно подчеркнуть себя цветом. Я снова покопалась в сумочке, выкрутила помаду и нанесла свеженький слой «Ягодного Поцелуя».