Джорджия Карр - Под гипнозом

Боже! Как же я была слепа. Так слепа.

На заднем плане играл Hearse — сладостно-горькая песня в стиле Gutter Folks. Вступили ударные и резкий звук электрогитары заполнил пространство. Мужской голос пел: «Будешь здесь всю ночь».

Она стояла в дверях завернутая в мой халат. Рукава были закатаны, но он был для неё слишком велик и волочился по полу. Её кожа была раскрасневшейся, а глаза опухшие. Мы уставились друг на друга. Она пошевелила рукой, и я мельком увидел изгиб бледной мягкой кожи.

Она была обнаженной под моим халатом! Музыка кружила вокруг нас. Похоть бушевала внутри меня. Вот что делает один только вкус одержимости. Он делает тебя свирепым. О чем она думала? Придя сюда и говоря мне, чтобы я продолжил и навредил ей. Я хотел её раздеть и трахать до крика мольбы о пощаде голосом недотроги. Стало тяжело дышать. Возьми же себя в руки! Мои кулаки сжались. Это не про меня.

— Я сварил кофе, — сказал я.

— Спасибо, но нет, — её голос был напряженным.

— Ваша одежда будет готова в ближайшее время.

— Что вы скрываете, доктор Кейн?

Я замер. Вот что вы делаете для собак в жару? Выливаете ведро холодной воды. Ты остался со стояком, а желание пропало.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Вы знаете про меня какой-то секрет, не так ли? — обвиняла она. Я ощутил на себе холодные руки страха за неё.

— Так это правда, — она заплакала, её глаза были огромными и испуганными. — Вы что-то обо мне узнали и не позволили мне это вспомнить.

— Послушайте…

— Как вы можете? Как вы смеете? — ахнула она в недоумении.

— Погодите…, - я пытался объяснить, но она меня оборвала.

— Я вам доверяла, — прошептала она, пятясь от меня. Я придвинулся к ней, и она остановила меня движением руки. Я немедленно остановился.

— Я защищал вас, — пояснил я. Даже для моих ушей это звучало слабовато.

— Защищали меня? От чего? — рявкнула она. — Думаете, если вы американец, то все понимаете. Чушь собачья. Просто скажите мне правду. Что это?

— Спросите себя, для чего я всё это сделал, — сказал я самым безэмоциональным голосом, какой только смог изобразить.

Это несколько охладило её пыл, её гнев прошел также внезапно, как и начался. Она обхватила себя руками и в замешательстве нахмурилась.

— Почему? — спросила она подозрительно.

— Я ничего не выиграю оттого, что все вам расскажу, но вы можете все потерять. Пожалуйста, Оливия.

— О Боже! Что же это? — всхлипнула она, прижав свои ладони к лицу. Её колени подогнулись, и она упала на пол. Я шагнул к ней и отнес её на диван. Положив её, подсунул ей под голову несколько подушек. Она смотрела на меня испуганно.

— У моих воспоминаний есть когти?

— Проблема не является непреодолимой. Мне просто нужно немного времени, чтобы действительно вам помочь. Доверитесь ли вы мне?

— Я доверяю вам, доктор Кейн.

— Благодарю вас, Оливия.

Она прикусила нижнюю губу. — Я действительно сделала что-то не так?

Моё сердце ёкнуло. — Нет. Вы не сделали ничего плохого.

— Кто-то сделал мне что-то плохое?

Я посмотрел ей в глаза. — Похоже, на данный момент это так.

— Так поэтому я не могу это вспомнить?

— Может быть. Физически нет никаких причин, по которым вы не можете это вспомнить. Ваш разум не хочет этого.

Она нахмурилась. — Если бы с вами что-то случилось, вы хотели бы помнить это?

Я думал о горящем автомобиле, об этом запахе, и грустно улыбнулся. — Нет. Нет, я бы не хотел.

Она кивнула. — Случилось что-то плохое, не так ли?

— Да, — сказал я, и чтоб меня, почувствовал, как глаза наполняются слезами. За все эти годы я не проронил и слезинки. Я был в ступоре от ужаса — сейчас мне угрожали слезы. Я моргнул. Больше от шока, чем от всего остального.

Она подняла руку и пробежалась большим пальцем вдоль моих ресниц, а затем положила его себе в рот.

— Я съела твои слезы, — сказала она. И это звучало так по-детски.

Мошенница, но я думаю, что влюбляюсь в неё. Я недоверчиво посмотрел на неё, правда всей ситуации осенила меня. Я, блять, влюблялся в нее. С каждой нашей встречей всё больше и больше. А сейчас уже по уши.

— Ага, ты их съела, — сказал я медленно, в то время как еще одна моя покатившаяся слеза была снята. Она приподнялась и, приблизившись к моему лицу, лизнула мои щеки. Это действие произвело на моё тело нежелательный эффект. Словно наполовину дрессированный хорек, мой член приподнял свою уродливую головку. Я попытался отойти от нее, но она схватила меня за предплечья обеими руками. Я посмотрел на них: такие маленькие и нежные, а вместе с тем удивительно сильные. Я снова посмотрел ей в глаза.

— Не отталкивай меня, — умоляла она. Я закрыл глаза. Музыка стихла, и густая, тяжелая тишина повисла между нами. Всё то, что я хотел сказать и всё то, что было погребено внутри неё. Она вовсе меня не знала. Я хотел раздавить её в своих объятиях и держать её рядом с собой вечно. Я не хотел, чтобы она покидала меня. Было такое удовольствие от её близости. Чувствовать её дыхание, трогать её нежную кожу, вдыхать чистый аромат её волос. Я стиснул зубы.

— Вам нужно идти. Ваша одежда должно быть уже готова, — слова вываливались из меня: суровые и злые.

Она всё ещё молчала. Затем её руки оторвались от моих. Проигрыватель включился, и заиграла Last Mistake. «Пока ты спала, я пил», ворковал мужской голос.

Я поднялся и посмотрел на неё сверху вниз. Её волосы были мокрыми и прилипли к её голове, нос покраснел, а мой старый халат бесформенно обернулся вокруг неё, но она была самой красивой женщиной в мире.

— Кстати, — вяло сказала она. — Ивана приглашает вас провести выходные в Мальборо Хол. Вы можете взять с собой того, кто вам нравится.

Мальборо Хол был построен для того и ради того, чтобы ослеплять. И в этой миссии каждый камень в нём был бесконечно этому предан. В то время как мы проезжали сквозь пару внушительных каменных простенков, увенчанных бронзовой крылатой химерой, он был распластан перед нами, возвышался и взлетал своей огромной массой неотёсанного гранита.

— О, мой Бог. Вы только поглядите! — закричала Берилл, резко обмахивая себя руками. Я остановил «Ягуар», и мы мгновение сидели, глядя на подсвеченное великолепие, которое являлось резиденцией семьи Свонсон последние триста лет.

Я подумал о нём, как о показушной крепости и самом недружелюбном месте, которое когда-либо видел, но когда взглянул на Берилл, то понял, в каком диком восторге она пребывала и была очарована открытой демонстрацией могущества и богатства — как крыса перед атакующим змеем. Всё, о чём я мог тогда думать, что где-то в этой враждебной груде камней бледное растение под названием Оливия борется, чтобы расцвести.