Джорджия Карр - Под гипнозом

Она очаровательно улыбнулась. — Ну конечно, я помню вас.

— У вас такой красивый дом. — разразилась потоком слов Берилл.

— Да, — сказала она со смешком, — нам он, по правде говоря, нравится, хотя, вы знаете, здесь бывает довольно таки скучно. Нет приличных ресторанов или театров и замерзающих всю зиму труб.

— Я была бы не против. Он такой красивый, — сказала Берилл. Её маленькое личико стало совсем красным от возбуждения. — Ох, и большое спасибо, что пригласили меня.

— Не за что. Я счастлива, что вы оба здесь, — леди Свонсон наклонилась вперед, её глаза сверкали, как будто она не брала во внимание остальное пространство, и поделилась очень личным секретом, в который были посвящены только она и Берилл. Она была, очевидно, экспертом по особям из высшего общества.

— Движение на дорогах в пятницу было интенсивным?

— Нет. Все было прекрасно, — сказал я, скрывая свое веселье.

Берил по-прежнему энергично кивала в согласии, когда я бросил взгляд в поисках официанта. Он шёл мне навстречу с прямой спиной и подносом уставленным бокалами вина, а мой виски располагался на квадратной салфетке.

Берил и я взяли свою выпивку, и леди Свонсон сказала:

— Позвольте мне представить вам моего мужа.

Мы последовали за ней в сторону больших, позолоченных напольных часов, где пухлый, лысеющий, краснолицый мужчина стоял навытяжку, рядом с дородной, с розовым лицом и курносым носом женщиной, с жирными руками, обильно украшенными драгоценностями. Её помада подчеркивала складки кожи вокруг ее рта.

— Дорогой, — сказала леди Свонсон. — Это доктор Кейн, гипнотерапевт, я тебе о нём рассказывала. Тот который лечит Виви.

Она повернулась ко мне. — Доктор Марлоу Кейн, мой муж, лорд Эллиот Уильям Свонсон.

Так вот какое прозвище было у маленькой Оливии. Совершенно неподходящее.

— Ах, — сказал он, и его кустистые брови приподнялись, когда он взял меня за руку и от души её потряс. Я мог представить его в вощёной куртке с пистолетом в руке, насвистывающим своим собакам.

— Привет, — сказал я и услышал, как леди Свонсон представила женщину с жирной помадой. У неё была двойная фамилия, которую я не удосужился запомнить. Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом — тонкий способ намекнуть мне, что я принадлежал к низшему классу.

— А это Берилл Бейкер, его помощница, — сказала леди Свонсон. В этой части поступившей информации глаза женщины окончательно остекленели. В этот момент дворецкий поймал взгляд леди Свонсон. Она кивнула и извинилась. Лорд Свонсон безучастно кивнул Берилл и повернулся ко мне.

— Вам не доставило проблем добраться сюда?

Я тяжело вздохнул. — Нет. Все было хорошо.

— Нет движения? Люди не покидают Лондон на выходные подобно леммингам? — прогудел он.

— Не в эти выходные.

— Хорошо.

На этом разговор был окончен. Он нам широко улыбнулся, хотя это выглядело довольно скучно, и кивнув нам удалился.

Я увел Берилл подальше. Отец Оливии был блеклым и не особо ярким, но его первородство, как наследника богатства Свонсон, означало, что он прислушивался к такому подхалимству, что и понятия не имел, каким неинтересным и глупым он был на самом деле. Все эти люди, которые кланялись и вели себя так, как будто из его задницы светило солнце, были счастливы идти вместе с иллюзией своего величия, потому что это означало их важность в системе незыблемых вещей.

Мы медленно перемещались к высоким сводчатым окнам, когда знакомый голос произнес:

— Привет. Рада, что вы смогли это сделать.

Мы повернулись в сторону Оливии. Она была одета в чёрное бархатное платье с большим вырезом и чёрными кружевными рукавами. Её гладкие волосы были словно какой-то шиньон, вызвавший видение, в котором я тяну его вниз, намотав на свой кулак, вдалбливаясь в неё.

— Привет, — усмехнулась Берилл.

— Я вижу, вы познакомились с папой, — сказала она мягко, её серебристые глаза блуждали от меня к Берилл.

— Он кажется… очень милым, — пробормотала Берилл.

Выражение лица Оливии говорило, что она не поверила Берилл, думая о других вещах, но она лишь сказала:

— Я хочу вас познакомить с моими братом и сестрой.

Первой была её сестра, леди Дафна. Она унаследовала красивые глаза своей матери, и у неё была хорошая кожа. Иначе, к сожалению, она выглядела бы как её отец. Ей было всего лишь девятнадцать лет, но она была уже воспитана разборчивой, расчетливой, наделенной высокомерием престарелой дамы с аристократическими манерами. Её голос был язвительным, определенно растягивая слова, а золотистый взгляд отклонился и ушел далеко от нас как только она сказала:

— Как поживаете?

Неловкое молчание воцарилось, как только с представлением было покончено. Оливия быстро отогнала нас прочь и представила нас элегантному мужчине, стоящему рядом с портретом сурового предка, его взгляд остекленел от скуки. Он был одет в двубортный, темно-синий шерстяной костюм в тонкую полоску, квадратным карманом — ничего не положишь, и галстук с неким рисунком, но всё равно в сочетании смотрелось превосходно. Узел галстука был джентльменским, небольшим, плотным, завязывающимся свободным узлом, с двумя длинными концами и заломом. Очевидно, игрок в поло, любитель шампанского, городской мальчик.

Берилл что-то тихо сказала на ухо Оливии, и обе дамы извинившись, отошли. Я предположил, что они отправились в дамскую комнату. Провожая их взглядом, я наблюдал за тем как, как они удалялась.

— Так вы гипнотизер? — протянул Джейкоб Гот Свонсон, с любопытством разглядывая меня поверх края своего бокала шампанского.

— Боюсь, что так.

— Мамочка, похоже, считает вас весьма чудесным.

— Не уверен, что это её посмертное убеждение.

— Я не сомневаюсь, что вы сделаете все очень хорошо, — сказал он вкрадчиво, но промелькнувшее беспокойство в его глазах, заставило меня задаться вопросом, что если Оливия имела в нем тайного врага. — Надеюсь, вы не охотитесь? — спросил он.

— Собственно говоря, да, — но не на лис, добавил я про себя. Его губы неприятно сжались.

— Хорошо. Вы можете присоединиться к нам завтра.

— Спасибо, но сразу после завтрака мы уедем.

— Тогда возможно в следующий раз.

— Конечно, почему бы и нет.

— Так каково это — быть гипнотизером? — спросил он с самодовольным смешком.

— Я полагаю, что это мало чем отличается от продажи столетних мексиканских гособлигаций, номинированных в евро, или десятилетних швейцарских облигаций при отрицательной доходности, — сказал я тихо.

Его глаза сузились. Я только что выбил у него почву из-под ног.

— Означает ли это, что дела Оливии так плохи? — спросил он холодно.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Дело Оливии сложное. И я не вправе обсуждать это с вами.