Наталия Терентьева - Мой человек (сборник)

– Идем! – Михаил взял меня за руку, я попыталась освободиться, что за ерунда, в самом деле, но он крепко-крепко сжал мою ладонь, подмигнул мне, сказал: – Не-а! Не выйдет!

Я не стала больше брыкаться, чувствуя себя, однако, не в своей тарелке. Мы пошли наверх, а потом вниз и снова наверх и неожиданно оказались в нешироком светлом коридоре с артистическими комнатами, сейчас совершенно пустом. Ведь Алёша весь этот океан звуков извлекал из органа сам.

– Так… – Михаил огляделся. – Ага, вон там, наверное… – И он решительно направился в сторону закрытой двери, без стука ее открыл. – Привет! – сказал он весело.

Я же, осторожно освободив руку, встала у него за спиной. Странная была идея прийти к Алёше – вдруг подумала я и отступила в сторону. Михаил обернулся и одним движением выдвинул меня из-за своей спины. Не очень-то и приятно, когда тебя двигают, как вещь. Я попробовала аккуратно освободиться от его рук.

– Вот, пришли с Олей, хотели тебя повидать…

– Привет, Миш, – сказал Алёша.

Если закрыть глаза, то как будто говорил тот самый человек, который проводил часы у меня под окном. Ему не может быть около пятидесяти лет. Он не играл сейчас на сцене московской консерватории. Он молод, влюблен, немного растерян, у него приятный юношеский дискант, до конца не сломавшийся голос. Этому голосу – двадцать три. А Алёше – сорок семь или сорок восемь. Или сорок пять… От растерянности я зачем-то стала в голове считать, сколько же сейчас лет может быть Алёше. На сколько он старше меня? На пять лет? Или вообще не был старше… В смысле и сейчас не старше… Нет… старше… Мысли мои стали путаться.

– Оля… – Алёша даже отступил на шаг от меня. На Михаила он взглянул лишь мельком.

Что, значит, он не узнал меня в зале? А я-то подумала, что он смотрел, как я ухожу, думала, что он играл для меня… Когда у человека в голове столько сложной музыки, которую сейчас нужно сыграть, думает ли он о таких глупостях, как одна женщина в синем платье, которая уходит с его концерта, когда он еще не начался… Собственно, я так и сделала когда-то в юности. Ушла с концерта, на котором я всегда могла бы быть главным зрителем.

Я почувствовала, как у меня подозрительно защипало глаза. Да что такое, в самом деле! Женщина, которая плачет, – это не я! Женщина, которая может улыбаться в любой ситуации, – это я! Женщина, которая сейчас растерялась и не знает, что сказать, как себя вести, – это тоже я.

– Оля! – повторил Алёша и теперь уже сделал шаг навстречу мне и протянул мне обе руки. – Ты же совсем не изменилась! Или это твоя дочь?

Михаил рассмеялся – наверное, это было смешно сказано. Я лишь помотала головой. Я постаралась не расплакаться. Плакать было не от чего. Я не знаю, что со мной происходило. Алёша держал мои руки, стоя при этом на довольно приличном расстоянии. А Михаил вдруг подошел и обнял меня за плечи.

– Вот, пришли! – широко улыбаясь, сказал он.

Я повела плечами, пробуя освободиться от его рук, но это было совершенно невозможно. Он крепко держал меня и еще сдавливал мои плечи пальцами, как бывает, когда человек хочет тебе что-то сказать, о чем-то предупредить, от чего-то остановить…

Алёша вопросительно и немного растерянно улыбнулся, отступил и протянул руку Михаилу.

– Привет, Миш… – зачем-то повторил он. – Как тебе концерт?

Михаил, по-прежнему крепко держа меня за одно плечо, быстро пожал руку Алёше и снова ухватился за меня обеими руками. Ситуация была просто идиотская. Поэтому слезы наконец-то пролились из моих глаз и как-то все разрешили. Михаил от неожиданности отпустил меня, Алёша разволновался, пододвинул мне стул, дал воды. А я, чувствуя себя последней дурой, стала пить воду, не поднимая головы и надеясь, что вот сейчас кто-то засмеется первый и тогда все сразу поймут, что вообще все это было шуткой. С самого начала. А начало было – где?

Я медленно, желая, чтобы вода не кончалась, выпила стакан воды, газированной, солоноватой, очень холодной. Вспомнила, что Алёша всегда брал в кафе минеральную воду, просил какие-то именно «Ессентуки», с определенным номером, а я с тревогой смотрела на него и размышляла – что у него болит? А он пил эту воду и говорил: «Вкусно! Пей! Не хочешь? А чего хочешь?» Денег у Алёши не было, но он пытался накормить и напоить меня самым вкусным. Это было приятно и совершенно для меня необязательно. Я чувствовала от этого себя еще большей обманщицей. Так. Я остановила мчащиеся мысли. Разве об этом речь?

Я подошла к раковине в углу гримерной, умылась, запоздало подумав, что часть своей зрелой красоты я уж точно сейчас смою… Дополнительной, нарисованной красоты… Но не сидеть же зареванной.

– А так я похожа на себя? – спросила я, обернувшись.

Алёша просто всплеснул руками – теми самыми, которыми он только что извлекал волшебные, неземные звуки из огромного органа. Мириады прекрасных звуков…

– Еще больше похожа!

– Вообще-то ты никогда не видел меня заплаканной, – проговорила я.

– Видел, – вздохнул Алёша.

– Когда? – удивилась я.

– Когда Антонина Тимофеевна умерла.

– Ты же не приходил…

– Приходил, но ты не открыла. Потом я видел, как ты, совершенно потерянная, ходила в магазин и пришла почему-то с пустой сумкой. Я решил… Ну в общем, я там… продукты тебе под дверь поставил. Не знаю, что ты подумала…

Я смутно помнила, как однажды открыла дверь, а там стояли пакеты с картошкой, еще с чем-то… Я решила, что кто-то забыл в подъезде свои продукты, и не стала их брать. Пакеты потом исчезли…

– Глупо было, да?

Я помнила, как Илья тогда на некоторое время отстранился, дал мне возможность пережить бабушкину смерть, говорил, что жестоко заставлять готовить ужины человека, у которого слезы сами катятся в суп, вместо соли… И я как раз думала, какой же он деликатный человек. А сейчас мне это кажется немного другим. Наверное, ему неинтересно было со мной, страдающей и мрачной. Но… зачем сейчас думать про Илью? Я про него уже несколько лет вообще не думаю.

Михаил покашлял, отчетливо и нарочно, привлекая к себе внимание, и опять подошел ко мне.

– Вот обсуждали мы тут, Лёха, как ты оригинально решил «Фантазию до мажор»… Крещендо такое неожиданное в середине…

– Вы вместе? – очень просто уточнил Алёша, глядя то на меня, то на Михаила.

– Да, – ответил Михаил.

– Нет, – одновременно с ним проговорила я.

Но почему-то Алёша услышал именно Михаила. Он кивнул, развел руками, еще раз кивнул, как будто каким-то своим мыслям, вздохнул и сказал:

– Хорошо, ребята. Миша, я не знал… Ладно. Хотите, поедем сейчас ко мне? – И добавил, с небольшой заминкой: – Вика будет рада.

Вблизи я увидела кольцо на руке. В зале его видно не было. Конечно, я ведь не думала, что Алёша всю жизнь помнит и ждет меня. Да мне это и не нужно было. Это все всколыхнулось от музыки и сейчас пройдет… Да и что всколыхнулось? Что? Разве я когда-то любила его?