Наталия Терентьева - Мой человек (сборник)

Сама я чувствовала себя крайне неловко – тройной обманщицей. Я постаралась отодвинуться как можно дальше от Михаила, чтобы он не начал опять всем показывать, что я «его женщина». Я уже достаточно разглядела его и поняла для себя, что для того, чтобы он мне понравился, с такой сложной внешностью, он должен совершить какой-то нереальный поступок. Пока же, чем больше он говорил, тем меньше мне нравился.

То ли оттого, что Мариша моя полевела, то ли жизнь как-то изменилась, но я в последнее время стала задумываться над такими вопросами, к которым была раньше совершенно равнодушна. Сейчас Михаил разглагольствовал о том, что русские так живут, потому что у них есть ген рабства.

– Славяне – однокоренное слово с рабами! Вся причина в этом. Слейв – рабы по-английски!

– Тут загадка какая-то, Миш, всё не так однозначно… – попробовал поспорить Алёша. – У нас-то – «слава» однокоренная… И сложно сказать, в древности нас славянами ли называли… Источники посмотри древние, я недавно пятитомник купил.

– И как называли? – хмыкнул Михаил.

– Венды, венеды, кое-где русы. Этнос ведь большой и неоднородный. А от тех времен, когда еще не разделились, письменных источников не осталось, к сожалению.

– Ты интересуешься историей? – удивилась я.

– Я даже в какой-то момент сомневался, не поступить ли мне на исторический, хотя бы заочно, – ответил Алёша. – Тогда еще можно было второе высшее образование бесплатно получить. Думал, напишу книгу об истории зарождения и развития музыки, с самых-самых древних времен. Это безумно интересный вопрос, философский прежде всего. Не помнишь?

Я неуверенно кивнула, хотя как-то совсем это не помнила.

Вика быстро взглянула на нас. Я увидела этот внимательный взгляд.

Хорошо, что всех отвлек Михаил. Он начал цитировать какого-то немецкого автора, а я подумала, что жаль, что такой человек преподает в консерватории, пусть и специальный музыкальный предмет. Почему-то среди людей, занимающихся искусством, много тех, кто категорически не любит нашу страну, ее природу, весьма своеобразную, ее суть и ее людей, тоже очень своеобразных, отличающихся от европейцев так же сильно, как от собственно азиатов.

Вика в их разговор не вмешивалась, подала на стол, села рядом с Алёшей и стала наблюдать за мной. Мне в какой-то момент захотелось просто встать и уйти. Но я не знала, как это сделать посреди ужина. Я хотела есть, но все, что было на столе – огромный кусок свинины, от которого Вика отрезала каждому ломоть, жирная картошка, запеченная целиком, в кожуре, и обильно политая маслом, и большая миска зелени, из которой можно было себе взять салатные листья, петрушку, рукколу, базилик – как-то не очень мне нравилось.

Зачем я здесь сижу? С абсолютно чужими людьми. Алёша – не чужой и… тоже чужой. Он стал известным человеком, у него какая-то своя жизнь. Пусть он подошел ко мне когда-то очень близко – сам подошел, я-то – нет… Так мне казалось, по крайней мере…

– О, гости! – В комнату ввалился крупный подросток.

– Ботинки, ботинки, из города же, соль принесешь… скинь, пожалуйста. Лёня, ну-ка… стой на месте, дальше не иди! – Вика вскочила легко, сама как подросток – на голову ниже своего упитанного сына.

Сыну их – лет четырнадцать – шестнадцать. Не поймешь. Мальчик крупный, не похож ни на Вику, ни на Алёшу. Могло все быть наоборот? Мы с Ильей несколько лет жили без детей, поженившись, а Вика и Алёша родили сына и не расписывались? Конечно, могло быть и так…

Я исподволь разглядывала мальчика, который, скинув у дверей, уже в комнате, прямо на идеально чистый светлый паркетный пол большие кроссовки, прошел в носках к столу и, как маленький, стал хватать еду руками. Все занялись Лёней, и это было привычное дело, я поняла. Его хором отправляли снять шапку, потом снять куртку, потом помыть руки. Даже Михаил пытался принимать участие, хотя я несколько раз ловила удивленные взгляды Вики. Может быть, мне это казалось. У Вики вообще такой взгляд – немного удивленный, как будто она все время хотела спросить любого: «Ты это серьезно? Правда?»

Наконец подросток уселся за стол, точнее, он сел на пол у стола, поскольку ножки у стола были совсем короткие, и так сидеть было гораздо удобнее, чем на низких диванах с низкой спинкой, как сидели мы, взрослые.

Алёшин сын – не Алёшин… Непонятно. Совсем ни на кого не похож. Но так бывает, особенно в период бурного роста. Хотя есть черты, на которые никто обычно не обращает внимания и по которым вдруг видно – да, родственники. Форма бровей, ушей, рук, плеч. У Лёни было все другое.

Очень вовремя позвонила Мариша.

– Мам… Можешь говорить?

По голосу дочери я поняла, что что-то случилось.

– Что такое? Конечно, могу.

Я встала, кивнула всем, извинившись, и вышла в большую прихожую, где мы оставили верхнюю одежду. Я видела, что за мной встал и Михаил, поэтому прошла еще дальше к выходу – на просторную и очень холодную веранду, застекленную, но, очевидно, летнюю.

– Мариша, что случилось?

– Мам… – Я слышала, что Мариша или плачет, или смеется, такой странный был у нее голос. – Не представляешь себе… Можно мне уйти?

Я растерялась. Вообще-то Мариша уже взрослая, но раз она задает мне такие вопросы, то ей сейчас неловко и некомфортно… Мне неловко здесь, ей неловко там… В правильном ли месте мы находимся?

– Всё к концу идет?

– Нет… – Мариша всё-таки смеялась, а не плакала.

Я вздохнула свободнее.

– Но, мам… так всё это… Ужас. Вокруг слуги, все кланяются, кланяются… Мне просто тошно на это смотреть… Такие же, как я, по возрасту…

– Студенты, наверное, подрабатывают, Мариша, что тут такого?

– Мам, ты не понимаешь? Ко мне подходит парень и спрашивает: «Сударыня, вам налить вина?», и угодливо так наклоняется, снизу смотрит… Нормальный вроде человек…

– Считай, что всё это игра, Мариша, – вздохнула я. – И у этой игры есть правила.

– Правила? Я должна приказывать, а он угодливо кланяться? Как называется эта игра? Тетка напилась одна, заставила скрипачей играть для нее, они отказывались, я сама видела, потом к ним подошли, что-то сказали, они согласились. Зубы сжали и сидят играют, а она, представляешь, платье длинное задрала и под скрипки танцует, пьяная в дым… Играют, знаешь, что? Брамса! Мурку бы ей лучше сыграли!

– Мариша… – пробормотала я, – ну, ладно… Не кипятись так. Другая реальность, ты с ней столкнулась неожиданно…

Я услышала, как за мной скрипнула дверь, приоткрывшись, далее показалась голова Михаила и он сам. Он высунулся, прикрыл было дверь, тут же появился снова, с моим пальто, которое он попытался заботливо пристроить мне на плечи, оставив там же на моих плечах и свои руки. Я покачала головой, пальто придержала, а от Михаила отступила в сторону. Он, улыбаясь, шагнул за мной. Провел по спине, задержался ненароком ладонью на шее… Я еще отступила, оглянувшись на него. Он смотрел на меня улыбаясь как ни в чем не бывало.