Джоанна Рок - Ничья в любовной игре

– Ты никогда не влюблялся? Никогда? – Она не поверила ему. – Но если ты не любил, откуда тебе знать, что такое разбитое сердце?

– Мне двадцать восемь лет, и я постоянно пользуюсь этой отговоркой – говорю, что женат на футболе.

– Ты ведь не серьезно.

Вот, значит, как! Он сознательно не подпускает к себе никого, изображая влюбленного в спорт. Татьяне стало еще больнее.

– Футбол занимает все мое время! – с какой-то злостью выкрикнул Жан-Пьер. – Все мои мысли. Каждую унцию моей физической энергии. Я тренируюсь по нескольку часов в день. На этой неделе я приношу в жертву тренировку за тренировкой, чтобы показать тебе, как сильно я хочу стать частью жизни Сезара и твоей. Думал, этого хватит с лихвой, потому что больше, чем тебе, я никогда никому не предлагал.

– Выходит, я должна умереть от счастья, что ты оценил меня выше силовых упражнений? – Ей хотелось задушить его. Чтобы он понял, насколько смехотворно это звучит. Чтобы он перестал терзать ее душу.

– Я надеялся, что ты будешь счастлива засыпать со мной в одной постели и дашь нам время полюбить друг друга по-настоящему. – В его глазах горела искренность, и слова попали прямо в цель.

Почему он не сказал этого раньше? Или это всего лишь план Б? Она не желает быть синицей в его руках.

– Для меня брак – это навсегда. Я не могу ставить на неизвестность.

Больше ему нечего было ей сказать, она это видела. Он и так уже зашел слишком далеко – с его точки зрения.

Но как бы ей ни хотелось принять его предложение, она всегда будет думать, что просто позаботилась о приличиях и вышла замуж за отца своего ребенка только с тем, чтобы унять слухи.

– Я это уважаю, но не хочу лгать. Чертовски больно осознавать, что я не смогу быть с тобой и Сезаром каждый день.

Она не могла не согласиться, что это действительно чертовски больно. Но они оказались в тупике. Не важно, как старательно Жан-Пьер пытается удержать крышку на кипящей кастрюле с новостями, скоро она взорвется, и история об их сыне перестанет быть тайной.

И несмотря на все ее надежды, одновременного известия о свадьбе не предвидится. Не в силах веселиться, Татьяна спустилась по ступенькам лодочной станции и направилась к главному корпусу. Ей оставалось только собрать вещи.

«Отличная игра, Рейно», – с сарказмом подумал про себя Жан-Пьер, сделав еще один неудачный пас на тренировке через неделю после свадьбы Жерве.

Это была последняя тренировка на площадке «Гладиаторов» в Нью-Йорке перед игрой с «Ураганами», до которой осталось всего два дня. Утром команда летит в Новый Орлеан и вечером вместе ужинает перед матчем брат-против-брата, как окрестили его в средствах массовой информации.

Злополучное воссоединение с дочкой тренера подняло в обществе волну величиной с цунами, так что эта игра давно перестала быть простым футбольным матчем. Поскольку новости об их сыне попали в прессу через день после свадьбы Жерве, журналисты принялись толпами осаждать площадку «Гладиаторов» в отведенное им время, и уйти от их вопросов не представлялось никакой возможности. Пока Джек Дусе – который практически не разговаривал с ним, предпочитая бросать на парня мрачные взгляды, – закидывал его сообщениями о том, что ему не обязательно обсуждать в интервью свою личную жизнь, вопросы сыпались как из рога изобилия.

«Вы живете в одном штате со своим сыном? Каковы планы Татьяны на будущее?» Господи, если бы он знал! Да ей вообще на него наплевать, она, похоже, не собирается ставить его в известность хоть о чем-то! Ее юридическая фирма прислала ему пакет опций по возможным соглашениям о совместном воспитании ребенка, но у него просто не было моральных сил пробраться через все эти юридические дебри.

– Думай об игре! – прокричал Жан-Пьеру тренер через все футбольное поле, словно он был каким-то любителем, а не элитным игроком высшей лиги.

Хотя если посмотреть, как он играл на тренировках всю последнюю неделю, кроме как дилетантом его не назовешь.

Раздался свисток, объявляющий конец сегодняшней командной тренировки. Жан-Пьеру предстояло еще несколько часов общения с координатором наступления, тренером квотербека, а также личных раздумий, с целью убедиться, что он понял и план игры, и своего противника. Но если в любое другое время он наслаждался бы подобным вызовом – сыграть против Анри, открыв самые сильные стороны друг друга, – то сейчас ему было не до этого. У него было такое чувство, будто вырвали его сердце.

Боль была настолько реальной, что даже смешно.

Он наконец осознал, что за боль убивает его теперь. Он любит Татьяну, просто не сразу понял это. Он так долго жил только головой, методично шел по жизни вперед, что уже забыл, насколько болезненными и беспокойными могут быть чувства. Ты не можешь контролировать их так же, как игру.

– Рейно! – Окрик ничуть не удивил его. Кто-нибудь постоянно устраивал ему нагоняй за то, что он вытворял на поле.

Повернувшись, он с удивлением обнаружил, что к нему несется сам Джек Дусе. Остальные игроки уже потянулись внутрь стадиона принять душ и переодеться перед отъездом домой. Некоторым из них придется давать интервью, – наступил час прессы.

Еще один шанс столкнуться с расстрельной командой по поводу своих недостатков, причем как человека, а не футболиста. А он даже не успел сообщить матери своего первенца, как сильно любит ее. Так пусть Джек Дусе устроит ему настоящую головомойку, он это заслужил.

– Да, сэр? – Жан-Пьер взял полотенце с металлической скамейки и вытер пот с лица и головы. Команда тренировалась на улице, невзирая на ноябрьский холод, но резкий ветер не проникал под шлем.

– Какого черта ты творишь, парень? – Тренер с такой силой бросил на скамейку клипборд, что та зазвенела. – На тебя смотрит все футбольное сообщество, а ты ведешь себя как тоскующий по мамочке сосунок.

«Это еще мягко сказано», – подумал Жан-Пьер. Он молча кивнул, понимая, что Дусе еще не закончил.

– Как твой тренер, я настолько зол на тебя, что готов посадить на скамью запасных, – ткнул он пальцем ему в лицо. – Но как дед твоего сына, я готов проигнорировать все это ради своей дочери и спрашиваю тебя, каким образом ты собираешься расхлебывать кашу, которую заварил?

Удивленный вопросом, граничащим с проявлением заботы в устах тренера с легендарным взрывным характером, Жан-Пьер подозрительно скосился на отца Татьяны. Тот смотрел на него в упор, но испещрившие его лоб морщины говорили о том, что он скорее озабочен, чем сердит. В выражении его лица сквозила тревога.

Терять Жан-Пьеру было уже нечего, и он сказал ему правду:

– Она хотела, чтобы я признался ей в любви. А я, как последний недоумок, еще не проработал этот момент у себя в голове. – У него все внутри переворачивалось, когда он вспоминал ее взгляд. – Другими словами, когда игра вышла на линию, я все запорол.