Тиффани Райз - Святой

- Мне нравится твоя теория.

Элеонор открыла рот, но потом закрыла его. У нее не было слов. Ни одного. Вообще. Она не знала, что ответить на это.

- Я думаю пору уходить, - сказала она.

- Почему?

- Хотите, чтобы я осталась?

- Да.

Она вопросительно посмотрела на него.

- Никто никогда не хотел, чтобы я осталась. После того, как начну говорить.

- Я хочу, чтобы ты осталась, - ответил он. - И хотел, чтобы ты продолжила говорить.

- Я не прерываю вашу игру в гольф?

- Гольф?

- Все священники играют в гольф, верно?

- Не этот священник.

- Во что вы играете?

- В другие игры.

Что-то в том, как он произнес слово «игры», заставило пальчики на ногах Элли поджаться внутри ее военных ботинок.

- Тогда мне стоит отпустить вас к вашим другим играм.

- Сделай кое-что, прежде чем я уйду.

- Что?

- Распусти волосы.

В этот раз она даже не спорила и не спрашивала зачем. Просто стянула резинку с волос, пробежала пальцами по взлохмаченным волнам и склонила голову набок.

- Дай мне правую руку.

Он снова вытянул руку и взял ее необожженное запястье в свою ладонь. Из ее левой руки он взял ее резинку и обернул вокруг ее запястья.

Продев два пальца под резинку между запястьем, он высоко ее оттянул и отпустил, щелкая по чувствительной коже так сильно, что она вздрогнула.

- Черт... Исусе, больно. Зачем вы это сделали?

- Чтобы эти ожоги на твоем запястье полностью зажили, потребуется несколько месяцев. Существуют другие способы причинения боли без шрамов. Ты должна узнать их.

Элли посмотрела на свое запястье. Ее кожа до сих пор пульсировала от боли ужасного щелчка, но краснота уже начала сходить.

- Вы... вы просто...

- Элеонор, твое тело - это храм. Ты должна обращаться с ним, как с бесценным и святым сосудом. Я усвоил одно и только одно, наблюдая за женой своего отца. Если собираешься украшать его, или делай это правильно, или найми профессионала.

Он снял свой шлем с руля и завел мотоцикл. Впечатляющий мотор взревел, и Элеонор ощутила, как вибрации распространяются по земле и прямо к ее животу.

- Вы не обычный священник, верно?

Он улыбнулся ей так, словно влепил пощечину и одновременно поцеловал.

- Боже мой, надеюсь, нет.

С этими последними словами он надел шлем и убрал подставку своим каблуком. Элеонор сделала три огромных шага назад. Он выехал с парковки и оставил ее в одиночестве.

Она наблюдала за ним, пока он не исчез из поля зрения. А потом стояла и слушала, как звук его двигателя растворяется в тишине.

- Я ваша, Сорен, - сказала она только Богу, но не понимала, какой вкладывала смысл в эти слова. Она знала одно - это была правда.

Она принадлежала ему, несмотря на последствия. Она принадлежала ему.

Аминь. Аминь.

Да будет так.

В ночь на среду чудо, о котором молилась Элеонор, свершилось. Ее мать рано ушла на работу. Ее не будет с пяти до полуночи. Элеонор могла уйти из дома на несколько часов, и никто не заметит этого.

Она видела в церковном бюллетене, который кто-то держал, что тем же вечером в шесть часов будет проводиться Великопостная служба. Идеальное оправдание. Двадцать минут она работала со своими волосами, пока они не стали напоминать человеческие, а не обычную львиную гриву. Она надела чистую одежду: узкие джинсы и свитер с V-образным вырезом. За всю свою жизнь так быстро она еще не ходила в церковь.

Когда она добралась до «Пресвятого сердца», она не увидела молящихся. Ей, вероятно, стоило спросить, где проходит служба. Может, Сорен знает?

Элеонор подошла на носочках к двери и поняла, что та открыта. Внутри кабинета она разглядела лампу на рабочем столе и движение теней.

- Тук-тук, - сказала она и не постучала. Дверь полностью открылась, и Элеонора шагнула назад.

В дверях стоял Сорен, облаченный в свою ризу и воротничок. Он не казался расстроенным, увидев ее.

- Здравствуй, Элеонор. Рад снова тебя видеть. - Он скрестил руки и оперся о дверной проем.

Она заглянула за его плечо и посмотрела внутрь. На столе и стульях стояли книги.

- Вы переезжаете?

- Сестра отца Грегори попросила собрать его вещи.

Элеонор сделала еще шаг назад. Стоя так близко к нему, ей приходилось поднимать голову, чтобы смотреть на него.

- Он правда не вернется?

Сорен медленно покачал головой.

- Ты должна понимать, что инсульт — серьезное заболевание. Как только его выпишут из больницы, он останется с его сестрой и ее мужем.

- Они хорошие люди?

Казалось, он на мгновение озадачился ее вопросом.

- Его сестра и ее муж? Я не знаком с ними, но я говорил с ней по телефону. Она показалась очень доброй и заботливой.

- Это хорошо.

Элеонор прикусила нижнюю губу, пока пыталась придумать, что еще сказать.

- Что ты делаешь? - спросил он.

- О, простите. Я собиралась на ту службу, но не нашла ее. Я увидела...

- Я говорю о губе.

- Не знаю. Я кусаю ее иногда. Привычка.

- Прекрати. Единственные девушки, которых я видел, что так делали, были или не очень умными, или пытались такими казаться. Я отказываюсь верить, что и ты такая же.

- Правда? Вы даже не знаете меня.

Он улыбнулся и шагнул назад в кабинет.

- Я знаю тебя.

Элеонор последовала за ним.

- Что значит, вы знаете меня? - спросила она, но когда перешагнула через порог, он поднял руку.

- Вон.

- Вон?

- Вон из моего офиса.

- Почему?

- Потому что я так сказал.

Элеонор шагнула в коридор.

- Мне не разрешено быть в вашем кабинете?

- Никому младше шестнадцати не разрешено находиться в моем кабинете без присутствия родителей. Никому старше шестнадцати не разрешено находиться в моем кабинете с запертой дверью. Это мои правила.

- Довольно строгие.

- Я строгий.

Он взял книгу с полки и добавил ее к стопке на столе.

- Почему вы такой строгий?

Он молчал, пока перемещал еще одну книгу с полки, и вопросительно посмотрел на нее.

- Могу я говорить с тобой как со взрослой? - спросил он, передвигая книгу по полке.

- Я бы разозлилась, если бы вы говорили со мной как с ребенком.

Он взглянул на нее и поставил пустую коробку на стол, и начал складывать в нее книги по одной.

- В прошлом году было опубликовано разоблачение по поводу сексуального насилия над детьми католическими священниками и всей церковью, покрываемое епископами, архиепископами и даже папской курией.

- Мама говорила, эти люди, жертвы, они охотники за деньгами церкви.

- Твоя мать ошибается.

- Значит, сексуальное насилие плохо, как они и говорят?

- Элеонор, ты знаешь, почему я здесь? - спросил Сорен.

- Знаю, что Отец Грег уходит на пенсию, и в епархии нехватка священников, и им пришлось попросить у ордена Иезуитов замену. Вы замена.

- Все не так просто, как кажется. Недавно я вернулся в свой орден после рукоположения. Все было напряженно. Не так давно в нашей епархии иезуит был обвинен в сексуальных домогательствах, основанных на школьном домашнем задании.