Сара Оклер - Снова любить…

– Нет, дурачок. – Фрэнки спрыгивает с табурета, едва не врезавшись в еще одного незадачливого полуголого игрока. – Мы с Лизой, то есть с Лией, сегодня в роли стаканов.

– Здорово, – говорит Сэм. – В любом случае спасибо, не надо.

– Нам же больше достанется!

Джейк усаживает Фрэнки обратно на табурет, рядом с Лией, которая за все время едва ли произнесла больше пары слов. Но стоит только Фрэнки что-нибудь сказать или махнуть рукой, как она тут же начинает смеяться. На вид она не старше Кэти. Впрочем, Джейка это, похоже, не заботит.

Я не знаю, сколько идти отсюда до Аллеи и как долго мы там пробудем, поэтому говорю, чтобы Фрэнки не ждала меня. Убедившись, что Джейк присмотрит за подругой, я обнимаю ее на прощание и прошу больше не пить, напоминая, что после такого количества алкоголя люди обычно проводят целый день в обнимку с унитазом.

– Не волнуйся, мамочка, – отвечает Фрэнки. Она все еще сидит у импровизированного стола, но умудряется каким-то образом ко мне прижаться. – Не буду. Анна, я тебя так люблю! Ты моя самая-самая лучшая подруга. И я говорю это не потому, что напилась. То есть я, конечно, напилась, но и трезвая люблю тебя не меньше.

– Я тоже тебя люблю, Фрэнки, – говорю я. – А теперь, пожалуйста, отцепись от меня.

Она смеется и устраивается поудобнее на табурете, вытянув длинные загорелые ноги рядом с лыбящейся Лией, которая, похоже, основала фан-клуб Фрэнки и теперь следит за каждым движением своего кумира.

Еще в начале вечера Эдди спрятал наши вещи в шкаф. Я достаю толстовку, оставляю одежду для вечеринки и свой дневник в рюкзаке, рядом с сумкой Фрэнки, и закрываю дверцу.

В прихожей, неподалеку от кухни, я нахожу ванную. Там я надеваю толстовку и проверяю, все ли в порядке с укладкой и макияжем. Сегодня мне определенно везет, потому что здесь же обнаруживается лосьон для ног, а на раковине стоит коробка с мятными леденцами.

Я последний раз смотрюсь в зеркало. В животе неистово порхают бабочки.

Совсем скоро даже новая Анна меня не узнает!

ДО АЛЛЕИ ХУДОЖНИКОВ мы добираемся очень быстро, и я сразу узнаю это место. Побережье Калифорнии, словно тысячи фейерверков, освещают огни городов. Все как на тех красивых открытках, которые присылал мне Мэтт.

– В детстве мы часто устраивали здесь пикники, – говорит Сэм, расстилая на песке покрывало. – Давно я тут не был.

Я сажусь рядом с ним и прошу:

– Расскажи мне что-нибудь. Хочу тебя послушать.

– Конечно. Иди ко мне.

Сэм ложится, прижимает меня к груди и проводит рукой по волосам. Он рассказывает мне о своей жизни в Калифорнии, о том, как трудно смириться, что все друзья разъезжаются по своим городам в конце лета.

– Самое ужасное, что в Калифорнии все вечно меняется, все не по-настоящему, – говорит он. – Это так бесит.

– Не знаю. Я бы хотела остаться тут навсегда.

– Но ты не останешься, Анна. В том-то все и дело. – Он касается пальцами моего подбородка, заглядывает в глаза. – Ты похожа на прекрасный сон. Я очнусь, и тебя не будет рядом, словно ничего и не происходило.

– Я понимаю тебя, – отвечаю я с сожалением.

Сэм расспрашивает о Нью-Йорке и нежно поглаживает меня по спине. Я рассказываю о детстве и тщательно обхожу стороной трагедию, которая перевернула всю мою жизнь. Вот только эти истории, даже самые приятные, ведут к неизбежному страшному финалу.

До нас было трое.

После мы остались вдвоем.

До мы были счастливы.

После разучились радоваться.

Время, проведенное с Сэмом, позволяет мне отвлечься от грусти, но говорить о детстве и не вспоминать при этом о Мэтте – выше моих сил. Попытки выбросить его из головы и даже не упоминать о нем иссушают меня. В конце концов Мэтт побеждает. Он полностью овладевает моими мыслями. Остается только молча лежать, вслушиваться в шум океана и размеренное дыхание Сэма.

После смерти Мэтта я боялась буквально всего. Каждый раз, когда я грызла ногти или нюхала футболку, пытаясь понять, не пора ли ее сменить, мне казалось, будто он за мной следит. Я умоляла дать мне знак, проявить себя, доказать, что он и правда рядом, что он наблюдает.

Но он молчал. Время шло. И наконец я перестала бояться. И страха не было ровно до этого момента. А теперь я лежу на песке, уязвимая, неуверенная и немного пьяная, по уши влюбленная в почти незнакомого человека. И мне снова кажется, что Мэтт следит, наблюдает, возможно, даже осуждает. Но хуже всего то, что я больше не хочу страдать, ощущать неподъемный вес этой трагедии. Не хочу вспоминать вкус марципановой глазури и пряных сигарет. Не хочу думать об ожерелье с голубым стеклышком и книгах, которые он читал мне в своей комнате, о вещах для колледжа и незнакомом мальчишке в магазине, одетом в его футболку.

Я не хочу жить прошлым, быть лучшей подругой, которая не просто подруга.

Не хочу играть роль соседской девчонки, которая всегда рада поддержать.

И не хочу вечно хранить страшный секрет.

Больше всего на свете я мечтаю, чтобы время остановилось. Вот бы остаться здесь, в Калифорнии, никогда не видеть ни рассвет, ни закат, не провожать день вчерашний и не встречать завтрашний.

Я хочу исчезнуть.

– Какое твое самое первое воспоминание? – спросила я как-то у Мэтта. Тогда я помогала ему мыть машину, а Фрэнки готовила бутерброды на кухне.

– Калифорния. И океан. Не помню, в каком возрасте увидел его впервые, но никогда не забуду свои ощущения.

– И какими они были?

– Я чувствовал себя крошечным. Незначительным. И при этом ощущал себя в безопасности. Звучит странно, правда же?

– Нет.

– А как насчет тебя?

Я хотела сказать, что мое первое воспоминание – пятнадцатый день рождения две недели назад, ведь все, что было до него, растворилось в том поцелуе, поблекло, как луна в ярком свете солнца. Но вместо этого я говорю о случае из раннего детства. Папа вывел меня в сад, и мы наблюдали за тем, как Мэтт ловил гусениц и пытался скормить им листья, сорванные с веток нашего дуба. Тогда мне было всего три года.

– Это была моя гусеничная ферма! Не верится, что ты об этом помнишь, Анна. – Мэтт улыбнулся и начал смывать мыло с рук.

– Конечно, это не так здорово, как океан, но довольно весело.

– Обещаю, однажды я тебе его покажу. Хочу любоваться океаном вместе с тобой. Хочу любоваться с тобой всем миром.

Сэм смотрит на меня внимательно и очень серьезно, словно пытается прочитать мои мысли. А я не могу выдавить из себя ни слова. Любые разговоры о прошлом наверняка закончатся слезами. Поэтому я просто целую его.

Я хочу исчезнуть.

Он отвечает мне со всей страстью, а потом наваливается сверху, снимает с меня толстовку, прижимается бедрами, оказываясь вдруг так близко, ближе, чем когда-либо раньше. Мои ощущения не сравнить ни с чем. Я путешествую по иным мирам, раскрываюсь навстречу солнцу, жадно, как цветок после долгой зимы.