Олег Кудрин - Выбор сердца

Но Кармелита заслужила этот позор. Она его достойна. А если ее выгоняют из табора, значит, она больше не цыганка, и может делать, что хочет, не оглядываясь на древние традиции. Значит, она может навсегда остаться со своим любимым!

И снова, как вчера вечером, дверь растворилась без стука. На пороге стояла Кармелита.

И вновь он не поверил своим глазам: две Кармелиты за одни сутки — это невероятно.

— Ты что, не рад меня видеть? — спросила она. Максим смутился:

— Я думал, ты на собственной свадьбе… или уехала уже… с мужем из города.

Кармелита поморщилась:

— Свадьбы не было. И не будет! Максим совершенно растерялся.

— А почему ты так скривился? Для тебя это хорошая новость или плохая?

— Даже не знаю, что сказать… И лишь тогда Кармелита осмотрела комнату. Цветы, шампанское…

— Ты кого-то ждешь? — только сейчас она увидела открытую коробочку с кольцом. — Что это такое? Для кого?

— Для Светы… — выдавил из себя Максим. — Мы сегодня… подали заявление… в загс…

Кармелита вылетела из комнаты, чуть не сбив по дороге Светку.

После того как свадебная церемония позорно завершилась, едва успев начаться, Рубина поспешила выбраться из бестолково галдящей толпы. И на ватных, негнущихся ногах поплелась в табор.

Шла медленно. По дороге разговаривала с собой:

— Ну что, Рубина? Получила то, что заслуживала! Получила. Такой позор — помереть только… Да не берет Господь к себе, брезгует, наверно, говорит: “Пусть Рубина еще на земле помучается, пока грех свой не искупит!”

Потом вспомнилось все, что было, когда Рамир пришел к ней в салон, сказал, что Раду видел, и Рубина сознание потеряла.

Нет, неправильно так говорить. Сознание она не теряла. Просто оно переместилось в другой мир. Тот, в котором Рада умирала на операционном столе, а потом, мертвая, спрашивала ее:

— Мама, а почему я здесь?

— Доченька, — отвечала Рубина. — У тебя очень тяжелый случай оказался. Ни я, ни врачи спасти не смогли.

— Да, обидно получилось. Жаль, пожить с Рамиром не успела. Очень я его люблю.

— И он тебя любит, Радочка.

— Я знаю. Но всего, больней, мама, оттого что доченьку нашу тоже не откачали.

— Да.

— Только я вот чего не понимаю… О какой дочери говорил Рамир, когда он с моим портретом разговаривал? И когда я к нему живому явилась?

— Ой, Рада, это мой грех. Мой.

— Какой грех? Мама, что ты натворила?

— Я тебе тогда перед смертью обещала, что все сделаю, чтобы у Рамира ребенок остался…

— И что?

— Когда девочка наша умерла, я одну акушерку подговорила подменить ребенка. Чужой ребеночек и стал дочкой Рамиру. Мы ее Кармелитой назвали.

— Да как же ты могла, мама?

— Не знаю… Хотела последнее обещание, данное тебе, выполнить. Чтоб у Рамира хоть какая-то радость в жизни осталась!

— Нет, мамочка, своя радость на чужом горе не вырастает. От этого пути к счастью только запутываются. И после сделанного тобой у вас там долго еще не будет ни покоя, ни порядка… Ни радости.