Олег Кудрин - Во имя любви

Форс только усмехнулся:

— Да, деточка, Удав. Тот самый Удав.

В первые секунды, когда Земфира подтвердила, что Кармелита — не его дочь, Баро подумал, что просто ослышался. Потом он накинулся на жену с криком, не обращая внимания на стоящего тут же чужого человека — Астахова.

Да, конечно, негоже вести себя так цыганскому барону. Но в этот момент он был не бароном, он был отцом. Отцом, у которого похитили единственного ребенка.

Зарецкий уже несколько дней ничего не знал о Кармелите. Он боялся, чтобы с ней не случилось самого страшного — гнал от себя эти мысли, запрещал себе так думать, но страхи всякий раз возвращались. За эти дни Баро не раз вспоминал Кармелиту… и совсем маленьким ребенком, и школьницей, и молодой, неожиданно повзрослевшей девушкой. И вот теперь кто-то говорит ему, что она — не его дочь, что они друг другу — никто, чужие люди.

Земфира остановила поток его гнева одной короткой фразой:

— Мне сказала об этом Рубина.

— Когда?

— Перед смертью она рассказала мне все. В такие минуты не врут, Рамир…

— А ты — ты мне не врешь?

— Зачем?

— Прости… Прости меня, Земфира! — к Баро начал возвращаться трезвый рассудок. — Что еще сказала Рубина?

— Когда умерли твои жена и дочь… Да, Рамир, твоя настоящая дочь умерла вместе с Радой при родах. Так вот, Рубина тогда испугалась твоего гнева и взяла чужого ребенка.

— Этого ребенка передала ей моя нынешняя жена, — позволил себе вступить в разговор стоявший все это время молча Астахов. — Она тогда работала акушеркой в том самом роддоме.

Все эти нерадостные новости наложились у Баро на переживания за судьбу Кармелиты в руках бандитов и вылились из глаз могучего цыганского барона скупой мужской слезой:

— О, Боже! Но почему, почему все уже знают о том, что Кармелита — не моя дочь, а я узнаю обо всем последним? — Справился со слезами он только минуты через две. — Так что же, Николай, — Баро поднял глаза на Астахова, — ты хочешь, чтобы я перестал относиться к Кармелите, как к дочери? — он неожиданно перешел на "ты" в разговоре с Астаховым.

— Рамир, опомнись, что ты говоришь? — сказала Земфира, но Баро не слушал Земфиру.

— …Чтобы я забыл все эти 18 лет, когда я ее воспитывал, когда мы жили душа в душу? Чтобы оставил свои отцовские чувства?

— Рамир, об этом и речи нет, — вслед за Земфи-рой и Астахов начал называть Баро по имени и тоже на "ты", при этом он очень старался оставаться спокойным, чтобы смягчить Зарецкого. — Просто я должен был сказать вам правду.

— Но своей правдой вы лишили меня дочери! Вдруг раздался телефонный звонок. Баро подскочил к аппарату и схватил трубку:

— Да, алло! Кармелита? Кармелита, доченька моя, где ты?!

Адвокат Леонид Вячеславович Форс, он же, как только что узнала Кармелита, главный бандит города (или можно сказать мягче — смотрящий Управска) по кличке Удав, стоял над связанными пленниками с благодушной улыбкой доброго дядюшки. Из-за его спины выглядывал Рука.

— Да, Кармелита, да, Удав — это я.

— Но как же… Почему же?.. — Кармелита никак не могла осознать все услышанное. — Вы же отец моей лучшей подруги! Я-то чем вам не угодила?

— Ничем, Кармелита, ничем. Как лучшую подругу моей Светки я тебя очень люблю. Но вот твой отец…

— Мой отец никогда никому ничего плохого не сделал! — Откуда только бралась смелость у этой восемнадцатилетней девчонки?

— Возможно, это и так, не будем спорить. Одно могу тебе сказать, Кармелита, мне очень жаль… Очень жаль, но ты должна умереть… — при этих словах добрая улыбка не сходила с лица Форса.

— Но вы же не убьете меня, Леонид Вячеславович… — язык переставал слушаться девушку.

— Леонид Вячеславович? Нет, ну что ты, конечно, Леонид Вячеславович тебя не убьет! Но вот Удав… — и Форс развел руками. — Очень может быть.

Бизнес есть бизнес. И ничего личного.

У Кармелиты сперло дыхание, а форс только изобразил неестественное сожаление, которое мгновенно сменило столь же безжизненную улыбающуюся гримасу. Потом он приказал Руке увести Рыча и спокойно продолжал ждать, когда Кармелита снова заговорит первой.

— Дядя Леня, вы хотите убить меня сейчас? Форс усмехнулся — он любил парадоксальные фразы, которые выскакивали у его клиентов в экстремальных ситуациях: надо же, "дядя Леня" (он и вспомнить не мог, когда Кармелита его в последний раз так называла), а потом — "убить".

— Еще не решил, деточка…

— Если вы меня сейчас убьете, то не получите никакого выкупа. Папа не даст вам денег, пока не увидит меня живой.

— Деточка, ты правильно мыслишь. И поэтому у тебя есть еще шанс остаться в живых.

— Какой?

— Будь умницей и держи язык за зубами по поводу того, кто такой старый добрый дядя Леня Форс, — он сделал паузу, давая Кармелите возможность осознать и запомнить каждое его слово. — А чтобы проверить, готова ли ты выполнить это условие, мы сейчас позвоним папе… — и Форс достал мобильник. — Говорить будешь ты. Я буду молчать. Хорошо?

— Хорошо… — из глаз Кармелиты катились маленькие жемчужинки слез.

— Сейчас ты скажешь отцу, что с тобой все в порядке, что ты жива, здорова, цела и невредима…

— Хорошо.

— …Но если ты только произнесешь мое имя или скажешь, где ты находишься, — тебе конец. И не только тебе — твой папа вслед за своим другом Бей-бутом… Как это там у вас говорится? Отправится в последнее кочевье.

Поняла?

Кармелита кивнула в ответ.

— И поверь, деточка, у меня хватит сил, чтобы все это сделать. Веришь?

— Я сделаю все, что вы скажете, только дайте мне поговорить с отцом.

— Ну вот и умница. Говори… — Форс набрал номер и поднес трубку к лицу связанной Кармелиты.

Через секунду в кабинете Баро и раздался тот самый звонок.

Антон подошел к Тамаре, взял ее за руку, поднял с кресла и начал кружить по Светиной студии.

— Разрешите пригласить вас на тур вальса, мадам!

Тамара давно не видела от сына таких проявлений нежности, и поэтому ей было особенно приятно. А Антон шептал ей на ухо:

— Мамочка, мамулечка, мы с тобой все делаем абсолютно правильно! Не забывай, что Астахов выставил нас из дому без копейки денег. Так что он сам во всем виноват — пускай отдает нам этот миллион за свою новоявленную дочку!

— Антоша, я сейчас думаю совсем не о том…

— А о чем же?

— Как Форс отнесется к тому, что мы сами решили содрать деньги с Астахова?

— Ну, к тому моменту, когда он об этом узнает, мы с тобой будем уже очень далеко, — Антон был снова беспечен, как в лучшие свои дни.

— Сомневаюсь, Антоша, бх, сомневаюсь… Понимаешь, он организовал похищение Кармелиты и наверняка держит всех в поле зрения: и Зарецкого, и Астахова, и нас с тобой, грешных. Между прочим, мы ведь и сейчас — в его доме.