Алана Инош - Предания вершин седых

Ждана сидела перед большим настольным зеркалом в одной нательной сорочке, окутанная волнистым водопадом волос. Княгиня любила сама распускать ей косы и расчёсывать гребешком. Ждана покрывалась плащом из сладостных, чувственных мурашек, когда пальцы супруги как бы невзначай касались её, а дыхание согревало ей ухо.

— Как день твой прошёл, ладушка? — мурлыкнула Лесияра. — Что нового случилось? О чем думалось тебе, ягодка моя сладкая? Не было ли печали какой?

Бережно, осторожно раздвигал гребешок лёгкие, послушные, шелковисто-гладкие пряди, напитанные силой льняного масла, тихорощенского мёда и промытые чудодейственной водицей из Тиши. Настоящим великолепным украшением были волосы Жданы, сама Белогорская земля наделяла их здоровьем и красой, но не для чужих глаз — лишь для очей милой сердцу супруги, по-прежнему влюблённой в неё, как и в первые дни совместной жизни. Пальцы Лесияры дотронулись до плеча Жданы, с которого сползала и была готова вот-вот упасть тонкая сорочка. Дыхание лёгким дуновением обласкало плавную округлость.

— Добрый день ныне был, моя госпожа и государыня, — ответила Ждана. — Сыны мои большие успехи в науках делают, наставницы их хвалят. Обе младшие княжны утром хорошо себя вели, а после обеда расшалились. Любима — заводила во всём. И до всего ей есть дело, всюду носик свой непременно сунет! Начальница стражи твоей, Яромира, рыком рычит от её выходок! — Ждана рассмеялась и добавила, шутливо поблёскивая глазами: — А ведомо ли тебе, государыня, что у нашей Яромиры ладушка-зазнобушка завелась? И дочурка твоя любимая, судя по всему, принимает в судьбе влюблённых самое живое участие!

— Хм, это и впрямь новость! — проговорила Лесияра, воздушно-лёгким касанием лаская другое плечо супруги. — Насколько мне ведомо, давным-давно потеряла Яромира свою невесту: та подошла слишком близко к западной границе Белых гор, и её напугал Марушин пёс, отчего бедняжка тут же скончалась от разрыва сердца. С тех самых пор Яромира закрылась от каких-либо нежных чувств, посуровела и очерствела, всю себя посвящая службе... Не думала и не надеялась я, что она когда-нибудь снова откроет свою душу для любви. И кто же эта счастливая обольстительница?

— Я пока не уверена, моя государыня, — мягко и уклончиво молвила Ждана. — Как бы не спугнуть нашим досужим любопытством эту вёрткую пташку — любовь... Но когда всё будет точно известно, я тебе сообщу непременно. — И прибавила со смешком: — А может, и сама Любима расскажет, ежели всё удачно выйдет. Она там, похоже, целый заговор сплела.

— Это было бы очень хорошо, коли б Яромира наконец любимой супругой обзавелась, — оживилась Лесияра. — Тогда б её душа оттаяла... Я бы очень порадовалась за неё.

— Она уже начинает оттаивать, — улыбнулась Ждана.

— Ну, ты в таких делах проницательнее меня, голубка моя милая, — засмеялась Лесияра. — Тебе виднее. Что ж, будем ждать счастливого исхода! Ну, а ещё что-нибудь расскажешь, душенька моя?

— Встретила я сегодня целительницу Рамут, — проговорила Ждана, не вполне уверенная, стоило ли рассказывать об этом. — Гордана с супругой Нечайкой пришли к ней просить, чтоб та у Нечайки роды приняла. Не простые роды будут, а через разрез живота. Но Рамут — великая и искусная врачевательница, она и не такое с успехом проделывала. Не сомневаюсь, что всё пройдёт гладко и без вреда для матери и дитятка.

— Гордану я неплохо знаю, славная дружинница, воевала храбро, — кивнула Лесияра. — Помнится, она оказалась одной из первых, кто нашёл свою избранницу на западе, а не на востоке, как это обыкновенно у нас было в последние времена. И избранницу её тоже помню, хорошая девушка. Как, говоришь, её зовут? Нечайка?

— Точно так, моя государыня, — подтвердила Ждана, понемногу чувствуя облегчение оттого, что всё-таки не отгородилась от супруги умолчанием.

— Надо будет послать кого-нибудь, чтоб разузнали, всё ли у них благополучно, — озаботилась княгиня. — И, ежели всё хорошо, выслать подарки.

— Я распоряжусь насчёт всего, госпожа моя, — пообещала Ждана. — Всё будет исполнено, не изволь беспокоиться.

— Вот и умница, ладушка. — И Лесияра, чувственно коснувшись дыханием уст жены, приблизила к ним свои. — Ну, иди же ко мне, солнце моё ясное, звёздочка моя путеводная...

Их губы плотно, горячо и крепко слились в поцелуе. Ждана оплела жарким охватом рук шею княгини, вороша и лаская серебро её волос. Она страстно прильнула всем телом, ощутив на себе любящую силу объятий, а через миг очутилась в супружеской постели. Отбросив все посторонние мысли, она открылась для желанных ласк и сама дарила ответную нежность своей возлюбленной спутнице жизни. Северги-сосны они в своей вечерней беседе так и не коснулись; Ждана никогда не вдавалась в подробности того, как познакомилась с навьей, однако своего особенного отношения к ней и к Рамут не скрывала. Но Лесияра подробностей и не добивалась, уважая её право рассказывать только то, что та считает необходимым. И Ждана была ей благодарна за это доверие и бережность. Впрочем, никаких страшных тайн, которых она могла бы стыдиться, там и не существовало. Разве что, пожалуй, тот прощальный поцелуй, осознанно подаренный Жданой Северге в ту жуткую ночь — не вполне невинный... Но его Ждана решила похоронить в прошлом. Она хранила верность супруге и в делах, и в помыслах.

Утром она первым делом отправила посланницу к Гордане с Нечайкой и распорядилась подготовить подарки. Её душу не тревожили сомнения, она была твёрдо уверена в непобедимом врачебном искусстве Рамут, которая вместе с сердцем своей матери вернула к жизни Радимиру, смертельно раненную осколком твёрдой хмари. Вестница вскоре вернулась с радостными новостями: Нечайка благополучно разрешилась дочкой и чувствовала себя хорошо, новорождённая уже отведала молока родительницы-кошки. Следующие посланницы отнесли счастливой молодой семье дары от имени княгини Лесияры: отрезы добротных тканей, выделанную кожу для обуви, тонкую пряжу, золотые и серебряные нити для шитья, жемчуг и самоцветы. И соболью шубку для новоиспечённой матушки Нечайки. Также выбрав в оружейной палате великолепный меч двадцатипятилетней выдержки в богатых ножнах, Ждана присовокупила его к прочим гостинцам. Хранительница палаты, сестра-оружейница, знающая все тонкости этого дела, помогла ей определиться с выбором и указала на самый подходящий клинок. Ждана знала, что Лесияра такой дар для будущей дочери Лалады одобрит — дар «на вырост», но имеющий самую большую ценность.

После завтрака с семьёй княгиня удалилась по делам, а вскоре Ждане доложили, что к княжескому двору явилась Гордана. Та просила дозволения встретиться с государыней, чтобы лично поблагодарить её за подарки и поздравления с пополнением.