Эйвон Гейл - Отрыв

играл в младшей подростковой команде и как раз приехал домой. Мы вместе тусовались

и играли в уличный хоккей и видеоигры и прочее. И однажды мы были в моей комнате.

Дверь была закрыта, мы сидели на кровати, и я… забрался на него и поцеловал.

– Сексуально. – Она улыбнулась, но совершенно точно поняла, что история не

закончилась ничем хорошим.

– Скорее неловко и странно. Но, в общем, нормально. Наверно, сексуально было

первые минуты две. Пока моя мать не открыла дверь и не увидела нас.

– Вот дерьмо.

– Ага. – Лейну до сих пор не нравилось об этом вспоминать, но сейчас он злился, а

не чувствовал вину. Или в основном злился. Эмоции сбивали с толку.

– А потом что? Родители рыдали, вопили, что ты позоришь их фамилию, и

спрашивали, как покажутся в церкви в воскресенье? – Она кашлянула. – Или типа того?

Лейн был ужасен в понимании подтекстов, но даже до него дошло, что должно

быть именно такая реакция была у родителей Зоуи.

– Она закрыла дверь.

– Ох. А потом ты спустился вниз, а они сидели на диване, держались за руки,

смотрели домашние видео и плакали?

Лейн моргнул.

– А? Это было до или после ора и чуши про церковь?

– Второй вариант не мой. Так было у Эрин. Слушай. Иногда твои истории

нуждаются в помощи, Лейн. – Она по–доброму улыбнулась и ласково на него посмотрела.

– А еще я пытаюсь не разреветься, потому что ты назвал меня лучшим другом.

– Разреветься в плохом смысле или типа «мы только что выиграли Кубок Стэнли»?

– Он подозрительно на нее глазел. – Если в плохом, я больше не стану тебя так называть.

Ты же помнишь: я ничего не знаю о девчонках? И абсолютно ничего не знаю о рыдающих

девчонках.

– Да в хорошем смысле. И не переживай. Теперь мне хочется тебе врезать.

Говоришь, родители просто… промолчали? – Она поморщилась. – Полная жопа. Но если

они знали, почему решили, что мы в отношениях?

– Они хотят так думать. Меня они не спросили, и я был слишком раздражен, чтоб

что–то сказать, когда до меня дошло. – Он опустил взгляд на стойку и покраснел. – И… не

знаю. Я должен был хоть что–нибудь сказать. Ты сердишься, что я промолчал? Я на себя

сержусь.

– Разумеется, я не сержусь, – заверила она, похлопав его по руке. – Они вроде

обрадовались, что дела у тебя идут отлично. Если они считают, что мы больше, чем

друзья, это их проблема, не твоя.

– Вот в чем прикол, – сказал Лейн. Он взял ее за руку, и его поразило, насколько

нежно и легко он ее коснулся. Он всегда был кошмарен в подобных вещах. Может, из–за

того, что все время его окружали парни, и ему хотелось трогать их, причем не только

нежно. Но причина явно была не только в этом. Ему не хотелось переспать с каждым

знакомым парнем.

Ну, в основном. Долгое время он был очень озабоченным.

– Лейн…? В чем прикол?

О, точно.

– Они были счастливы не из–за моего успеха. Зоуи, я знаю своих родителей. Они

были гораздо счастливее от того, что встретили тебя, чем из–за забитого хет–трика и

выигранного матча. Или что я впервые смог отвести их пообедать и расплатился

деньгами, которые заработал игрой в хоккей .

– Ну, я – не самый плохой вариант, – невозмутимо заявила она. – Но ты уверен, что

не… Во время матча я сидела рядом с ними, Лейн.

Он улыбнулся, но вряд ли было похоже на улыбку.

– Они задавали тебе миллион вопросов или смотрели игру?

– Ну, они… Безусловно, они смотрели на тебя, но… – Она вздохнула. – Они очень

любопытничали. Я решила, что они такие же несуразные, как ты. От кого–то же ты должен

был это унаследовать.

Он рассмеялся.

– Да. Поверь, не в том дело. Знаешь, я уже привык испытывать чувство вины. Из–за

того, что я… гей, – сказал он. Было гораздо проще произносить подобные слова перед

надежным человеком. – Каким–то образом все жертвоприношения и все сделанное для

меня оказалось пустой тратой времени, потому что я облажался.

– Облажался? В чем ты облажался? В том, что ты гей, Лейн? А надо быть

натуралом? И какая, блин, тут связь с хоккеем? – Зоуи начала шумно перемещать

предметы на стойке. – Тебе задрафтовали в НХЛ . Разве не в этом высшая точка успеха для

канадского мальчика?

– Более чем. Или присоединиться к конной полиции. – Он откашлялся. – Насчет

последнего я пошутил.

Она до сих пор выглядела раздраженной, и лишь спустя мгновение он понял, что

раздражение к нему не относилась.

– Значит, пусть идут на хер. Не думаю, что они вынудили тебя подписать контракт,

где говорилось: «Я, Лейн Кортэлл, обязуюсь быть натуралом, если вы взрастите мой

богом данный талант владеть клюшкой».

Лейн захохотал, в основном, потому что странным образом смутился ее слов… но и

из–за чего еще.

– В клюшке–то и проблема. Помнишь?

Он хлопнула ладонью по стойке.

– Нет никакой проблемы, – рыкнула она. – Ты такой, какой есть . Тебе нравятся

клюшки во всех смыслах слова. И что? Меня прям возмущает. Мои родители тоже

толкали подобное дерьмо. Словно все сделанное мной перечеркивала моя греховная

влюбленность в девушку. Раньше они говорили, что выкинут меня из дома, если я

выкрашу волосы, сделаю пирсинг или – Господи, прости – набью тату. На первом курсе

колледжа я им рассказала, что у меня есть девушка. И знаешь что? Потому–то у меня и

есть татуировки. Они уже не имели значения. Я нашла самый греховный грех. И они

оскорбились моим выбором партнера. Так почему бы и не нанести на тело отметки?

– И они соблазнительные, – сказал он и потянулся налить газировки. Он нажал

кнопку и смотрел, как лилась содовая.

– Какого черта ты творишь?

Он глянул на нее.

– Ищу кнопку, которой можно включить у тебя субтитры, потому что твой акцент

переполнен яростью.

Зеленые глаза Зоуи гневно сверкали. Она раскраснелась, и губы вытянулись в

прямую линию. Но потом дрогнули, и она фыркнула, а затем и хихикнула.

– Лейн? Понятное дело, мы знакомы меньше, чем я крашу волосы, но знаешь что?

Ты тоже мой лучший друг.

– Несмотря на то, что мне нравятся парни?

– Даже если ты гомик стоимостью в два доллара, – хихикнув, заверила она. Она

пыталась отнять у него распылитель, но Лейну нравилось наливать разные виды

газировки в стакан. – Отдай .

– Гомик за два… туни? – Лейн нажимал кнопки в поиске «Доктора Пеппера».

– Два доллара. Ты сказал туни ? Ты выжил из ума. Верни мне эту штуковину. – Она

попыталась допрыгнуть, но роста была невысокого, а Лейн был ростом метр девяносто и

стоял на табурете.

– Туни – двухдолларовая монетка. В Канаде есть такие. И долларовые монетки

тоже. Знаешь, как их называют? – Он направил на нее распылитель. – Ну же, угадай.