Тиффани Райз - Похититель бурбона

Затем дым выскользнул из-под и над дверью. Окна заволокло белым дымом, и они стали красными.

Они услышали треск, гул. Что-то падало. За считанные минуты пламя добралось до верхнего этажа и прожгло свой путь к крыше.

Она услышала звуки похожие на взрывы бомб. Детонировали бочки. Вокруг них ночной воздух стал теплым. Затем превратился в горячий.

Леви закашлялся, как и она. Ее глаза и легкие горели. Они отошли подальше от склада. Тамару мучили рвотные позывы, но она не могла. Внутри нее ничего не осталось.

Из глубины склада донеслись новые звуки. Грохот. Разрушение. Балки, охваченные огнем, падали. Полы сдавались. Прекрасный звук и ужасный запах. Им пришлось отойти еще дальше. Аромат бурбона был повсюду, щипал глаза, жег ноздри. Они прикрыли рты и носы рубашками.

- Пойдем, - перекричал Леви звук пожара и ветра.

- Нет еще, - прокричала она в ответ. Она должна была увидеть еще кое-что. Она ждала. Ей не придется долго ждать. Она подождет еще немного. И да, вот оно. Огонь охватил деревянный переход между первым и вторым складом. Теперь все закончится. Вся операция. Офисы. Цех розлива. Винокурня. От парковки до реки все сгорит.

Тамара захихикала при виде сделанного. Будут ли ее подозревать? Такую малышку, как она? И будет ли это иметь значение? Она владела складом, компанией. Она могла сжечь его, если захочет. Она могла делать все, что пожелает. Ее смех становился истеричным. Но теперь это был не смех. Она плакала. Ее живот болел. Она слишком долго не ела. Она была обезвожена. Она отравила себя на складе. Она вдохнула слишком много паров, и они добрались до ее головы и отравили ее. В этот раз она была уверена. Она больна. Ее мать была бы горда тем, что она призналась себе.

Судорога пронзила ее как кулак в живот, едва не повалив. Она вцепилась в Леви. На лбу выступил пот. Она была горячей, такой горячей, пылающей, обжигающей.

- Тамара? - Леви осмотрел ее.

- Можешь положить меня в реку? - Ей нужно остыть, и река была прямо тут. Вот там… Она сварится заживо, если он не опустит ее в реку. Она думала, что так и было, но не смогла выдавить и слова.

- Иисусе, Тамара, у тебя кровь. - Руки Леви были повсюду, держали ее, изучали лицо.

Теперь жар был между ее ног. Красная линия струилась по ногам. Глаза Леви были черными от паники и страха. Это было нехорошо. Сколько она потеряла крови?

Боги истекают кровью?

Она была в его руках. Они убегали, пожар был далеко позади них. Она видела дым, поднимающийся к нему, создающий ночные тучи, закрывающие звезды. Она сделала это, закрыло небо. Только Боги могли это.

- Пейте, - она обратилась к ангелам. И ангелы пришли и пили. Но они были жадными животными и пришли за ней. Их крылья сомкнулись над ней. Они всегда говорили, что в крови Мэддоксов был бурбон.

В эту ночь ангелы утоляли свою жажду.

До сегодняшнего дня единственное что для Купера МакКуина имело большее значение, чем хороший бурбон, была красивая женщина. У него была женщина. У него был бурбон. Теперь, больше всего на свете он хотел узнать правду.

- Так что произошло? - спросил МакКуин, посмотрев в глаза Пэрис впервые за этот час.

- Газеты описали это, как «огненная река», - ответила Пэрис. Она сидела как леди, как герцогиня. Прямая спина, скрещенные лодыжки, ладони на коленях. Она повернула голову и посмотрела в пустой камин. - Пылающий виски изливался как лава. Нет ничего хуже, чем пожар из-за виски. Он не просто горит. Он поглощает все. И запах… - Она замолчала и рассмеялась. – Говорят, пожарные не могли близко подойти к складу из-за сладкого тошнотворного запаха. Все, что они могли, это стать по периметру и сдерживать пламя. Даже в шестистах футах ощущался его жар. Сто пятьдесят пожарных из пяти или четырех округов не могли справиться с ним. Говорят, даже их шлемы плавились от жара. Склад рухнул, и раскаленный щебень воспламенил соседнее здание. И следующее. Эффект домино. Постройки были старыми. Строения, по большей части, были деревянными. Одержимость дедушки Тамары традициями обрекла его наследие. Им стоило снести эти деревянные постройки несколько десятков лет назад и заменить их на кирпичные и стальные. Этому никак нельзя было помешать. На всей территории был только один пожарный гидрант. Никто ничего не мог поделать. Они позволили всему сгореть. К утру ничего не осталось.

МакКуин прочистил горло. Что-то внутри не давало ему говорить.

- А Тамара? - поинтересовался он. - Что с ней?

- Почему ты спрашиваешь?

- Потому что я хочу знать, что случилось с ней.

- Правда? - спросила Пэрис. Она казалась подозрительной и удивленной, словно не верила, что он заинтересован судьбой девушки, уничтожившей «Красную Нить». - Обвинений в поджоге никому не выдвинули, если интересно. Любые доказательства поджога, которые, безусловно, были, уничтожил пожар. Нельзя снять отпечатки пальцев с пепла. По сей день люди говорят о пожаре и о том, что могло его начать. Некоторые считают, что мама Тамары отомстила дочке за кражу компании. Или недовольный сотрудник. Или молния. Так бывает. Молния с небес. Гром среди ясного неба. Знаешь, как в итоге классифицировали пожар?

- Как?

- Деяние Бога.

- Ты не расскажешь мне о Тамаре?

- Я достаточно рассказала о Тамаре. Больше ты о ней ничего не услышишь.

Некая ярость нахлынула на МакКуина. Четыре часа эта женщина его дразнила и насмехалась. Она появилась в его баре и предложила золотую коробку, после чего всю ночь размахивала перед его носом ключами. Даже когда ключ был в замке. Почему она не повернет его?

Но он злился не на нее, и знал об этом. Перед ним была Пэрис. Было легко выплеснуть всю злость на нее. Он понимал ярость Леви из-за того, что Джордж Мэддокс уже был мертв и похоронен. МакКуин тоже насладился бы, вырывая сердце из его груди.

- Леви был ее братом, - наконец произнес МакКуин.

- Сперва он был ее мужем, как она говорила.

- Сперва он был ее братом.

- Если я скажу тебе, что меня зовут Карен или Сюзан, как ты будешь обо мне вспоминать через месяц? Через год?

- Как о Пэрис.

- В первую очередь для нее он был мужем. Значит, он был ее мужем. Как гусята запоминают то, что видели первым. Она видела его мужем. Он был ее мужем. Эти нити были сплетены задолго до их рождения. Сегодня мы не будем их расплетать.

- Моей дочке семнадцать, - ответил МакКуин после долгой паузы.

- Где она?

- С матерью. Летом мы с Эммой ездили в ЛА навестить выбранный ею колледж. В самолет она взяла с собой большую плюшевую собаку в качестве подушки. Она до сих пор маленькая девочка. Я пытаюсь представить, как она выходит замуж. Через неделю она вернется.

- Ты любишь дочку?

- Что это за вопрос? - возмутился он. – Конечно, люблю.

- Интересно, расскажет ли кто-то кому-то ее историю однажды.