Ульяна Соболева - Лабиринт

— О-о-о, вижу, я тебя смог-таки удивить, Граф… Так что — не зря зашел-то, друг, скажи, да?

Хрен ты получишь то, чего ждешь, Ахмед. Ты хотел моего удивления? Злости? Ярости? Обойдешься. Со своей семьей я сам разберусь.

— Теряешь хватку, Ахмед. Устаревшая информация — позор для того, кто выдает ее за эксклюзив. Или ты думаешь, я не знаю, с кем проводит время моя сестра?

— Хорошо говоришь, Андрей, да не складно… Хотя, хер вас там разберешь. Я бы свою сестру такому козлу хрен отдал. Скорее бы яйца отстрелил… Впрочем, если решишь — я всегда рад помочь…

Вторая попытка, но детонатор слабоват, поэтому и ударная волна не задалась.

— Ахмед, я теряю интерес. А я не привык тратить время на тех, кто не представляет никакой для меня пользы. Будем прощаться. Правда, ненадолго. В следующий раз жди без предупреждения. И костюмчик получше прикажи погладить — будешь хорошо смотреться в нем гробу. Или как там у вас принято…

— Да ты эстет, Ворон-младший. Неужели на похороны придешь?

— Такой праздник пропускать нельзя. Не волнуйся, Ахмед, у тебя будет самый шикарный памятник. Крепкий. Бетонный. Закатаю на совесть. Еще и венками обещаю завалить…

— Заметано, Граф. По рукам. Обещаю тебе то же самое…

Я направлялся в сторону машины и ощущал, как тело напряглось, мышцы затвердели, словно каменные, а грудь сдавило от облегчения, что да, нам все же удалось выбраться из этого дерьма. Только во рту — странный привкус — именно так горчит разочарование. Оно ощущается на физическом уровне. Ведь сколько бы я не пытался убедить себя в обратном, но нужно открыть глаза и признаться самому себе — Ахмед сейчас не лгал. Каждое слово про Максима и Дарину — правда. Я просто чувствовал это. Да, жалкая надежда пыталась подать свой голос: пока не увидел — не верь… Но в этот раз ее потуги были слишком слабыми и неубедительными. И я не знаю, кто из них упал сейчас в моих глазах ниже — тот, кто не смогу удержать в штанах свой член, или та, которая так глупо потеряла голову. А то, что она ее потеряла, я уже не сомневался.

Горячая вода бьет по полу и убегает в сток, мыло расползается по коже, лезет в глаза, а я смотрю на черную плитку с серыми крапинами и вижу брызги крови на зеленой траве, которая проносится с бешеной скоростью, мелькая перед глазами прервистыми грязно-зелеными кадрами. В висках шумит адреналин, не стихает, разрывает мозги. Набатом. Оглушительно. До боли в барабанных перепонках. И выстрелы. Они внутри. В голове. Один за другим. Я чувствую, как дергается собственное тело. Словно в гребанной игре. Шутер с элементами трэша, где я главный персонаж и, бл***ь не могу из нее выйти. У меня руки дрожат от желания продолжать. Нажимать на курок и резать. Снова и снова. Кожу печет в местах ссадин и царапин, а я все равно вижу гонку перед глазами, и меня продолжает трясти.

Ударил о плитку со всей дури кулаком, а в голове крики стоят. Страшные, хриплые и тихие, треск веток, хруст плоти под зубами псов, скулеж и снова выстрелы. И по спине не вода, а пот, и по лицу чужая кровь потеками. Вытираю, а она не вытирается, в уши затекает, в рот, и меня тошнит от нее, выворачивает наизнанку. Прислонился лбом к кафелю, чтоб перед глазами не мельтешило. Тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Скоро отпустит. Это ненадолго. Давно не было.

Закрываю глаза и снова вижу, деревья проносятся, дыхание и лай сзади, а под пальцами липкое, вязкое, горячее. Между лопаток холодом пронизывает, и я понимаю, что там или нож, или дуло ружья. Резко обернулся, выпад рукой, сжал тварь за горло, выламывая руки за спину, и еще секунда — сломаю ублюдку шейные позвонки.

— Максииим. Это я. Посмотри на меня.

Перестает мельтешить перед глазами… Этот голос. Даже стрелять в висках начало тише, и туман рассеивается. Вся концентрация на ее голосе.

Распахнул глаза и выдохнул — ОНА смотрит на меня, а я ее за горло держу и руки за спину заломил.

Пальцы сами разжались. Стало физически больно, когда под ними багровые следы увидел. В сердце, как ножом провернули. А она взгляд не отводит. Волосы мокрые завитками берутся, и по щекам вода течет, как слезы. Красивая. Безумно красивая. Свежая, настоящая, и от нее запах другой, перебивает кровь, пот и смерть. Она жизнью пахнет и мной. Нами. Счастьем больным и неправильным. Лицо мое обхватила ладонями.

— Это я… — гладит скулы, успокаивая. Дышать становится легче, тошнота отступает, сердце снижает обороты. Зверь уже не скалится и не рвется в хаос. Притих. Как и всегда рядом с ней.

Вижу, что ты, маленькая. Даже больше — чувствую, что ты. Никто другой так прикасаться не умеет. И я к ней прикасаюсь так, как никогда не умел. Так, как не прикасался уже чертову тучу лет ни к кому. Когда брал ее, собой стал впервые. Не со стороны себя видел, а был в себе, в своей дымящейся коже. От каждого касания током прошибало, а от ее стонов кончал ментально миллионы раз. От взгляда с ума сходил и сейчас схожу. Не важно, как она смотрит, и что там в ее глазах. Они иные. Там каждая эмоция настоящая. Ни капли фальши. Моя девочка. Моя маленькая нежная девочка, как же тебя в меня угораздило… и еще хуже. Как меня в тебя так закрутило. Для тебя хуже.

— Почему не спишь? — спросил тихо, а сам хочу, чтоб она вот так скулы мои гладила бесконечно, — Испугалась одна?

Кивнула и руку мою взяла с разбитыми о кафель костяшками, кровь смывает, морщится, как будто ей самой больно. Меня никто и никогда не жалел. Да мне и не надо было. Убил бы за жалость. Но здесь иное… Никто на меня так не смотрел, никто так не прикасался, никто и никогда не любил. Я не понимал, за что? За что мне это? Вот она… Что я такого хорошего в жизни сделал? И за какие грехи ей я?

А потом, горечью на зубах. Едкой кислотой — и у нее не надолго. Просто мелкая еще, наивная. Поймет и бежать будет, оглядываясь в ужасе назад и проклиная каждую секунду.

Я только сейчас заметил, что на ней моя футболка уже мокрая насквозь. К телу прилипла, очертила каждый изгиб и округлую грудь, и соски напряженные то ли от холода, то ли…

В горле пересохло, когда вспомнил ее обнаженную подо мной. Распятую, распластанную, извивающуюся от моих ласк, раскинувшую ноги в стороны, пока я жадно вылизывал ее наслаждение. Только сейчас уже не ночь… и, может, пожалела обо всем или не понравилось, а может, напугал. С ней я ничего не знал и не понимал. У меня таких никогда не было… Таких, чтоб я сам с ума сходил.

Я же до утра на нее смотрел, как спит, как во сне ресницы дрожат, как пальцы на моей груди сжала. Дыхание ее слушал, волосы перебирал и запах втягивал, зарываясь в них лицом. Каждую прядь поцелуями, и щеку, и висок.

И ни о чем, мать вашу, не жалел. Только о том, что скоротечно. Что будущего не просто нет, а и прошлого не было. Яркая комета в моей вонючей яме дерьма и грязи. Счастье, которого у меня не было и быть не могло. Я даже не знал, что это такое, до этой ночи… Я его трогал, нюхал, гладил. Веснушки считал и каждую черту рассматривал, чтоб запомнить, как оно выглядит, как спит, как дышит, и сам дышал этим дыханием.