Ирина Степановская - Коварство Золушки. Современные рассказы о любви (сборник)

Вечер Яр решил провести подальше от гостиницы, хотя Каминский и схватил его за лацканы пиджака при выходе с конференции, взяв обещание быть в баре. Поужинал в блаженном одиночестве в тихом ресторанчике сосисками и картофельным салатом, почитывая книгу воспоминаний Капицы. В результате в баре Яр оказался уже после двенадцати – просто проходя мимо, вспомнил данное Каминскому обещание. Но Леня все еще был там, в смущении пытаясь отцепить от себя какого-то в стельку пьяного субъекта с немытыми патлами. В баре было полутемно – единственное оправдание Окиянину: как только патлатый отошел от облегченно вздохнувшего Каминского, Яр узнал его. Это был Каравай. Ему зателось повернуться и уйти, но Леня уже заметил его и протянул к нему свои длинные руки:

– Ну, наконец-то! Я уж думал, ты забыл о своем обещании…

– Да я вижу, ты тут не скучаешь, – Яр холодно улыбнулся.

– И не говори! – Каминский смущенно потер висок (была у него еще со школы такая привычка). – Узнал? Это ж Каравай! Какой был талантливый малый! Но совсем спился, по-моему.

Окиянин молчал.

– Вроде как так и сидит в своем захолустном университете, статей от него уже не видно лет сто. Бедняга. По пиву?

– Нет, спасибо, я пойду к себе. Завтра доклад. – Яр на секунду остановил взгляд на фигуре за соседним столом. Рядом с Караваем сидели еще два таких же выпивохи. Каравай что-то кричал и поднимал бокал с пивом. «Все такой же душа компании», – неприязненно подумал Окиянин. И воспоминания опять полезли в голову.

Как он и предполагал, «сладилось» (именно таким словом Окиянин окрестил начало Их отношений) у них быстро. Обычно Окиянин делал вид – и в этом достиг почти виртуозного исполнения – что он ничего не знает не ведает про Вариного очередного нового «поклонника»: так было удобно и ему, и ей. Яр и Варины воздыхатели существовали в параллельных мирах, плавали в отдельных потоках… И только он, Окиянин, был навсегда. Так ему тогда казалось. Но с Этим все было по-другому. Яр пытался себя убедить, что дело в том, что он невольно стал свидетелем первого свидания, и потому все последующее для него столь небанально и болезненно. Так ведь не в первый и не в последний раз. И это пройдет, как говорил Соломон, и Яру очень хотелось ему верить. Но вот он пропустил один, потом еще один день в ежевечерних звонках – о святотатство! Все эти вечера он провел в комнате на Васильевском уже не помнит с какими девицами. Яр ждал, что она позвонит сама, спросит, куда он пропал? Но нет, телефон его молчал, а он кружил вокруг него, не обращая внимания на материны «трагические» взгляды. Он возненавидел собственное отшельничество, такое малое количество у себя друзей; да что там говорить, после Кости всех их можно было назвать приятелями. Возненавидел собственную холодную молчаливость, с которой он готов был бороться только ради Вари, собственное высокомерие и нежелание подделываться под чей-либо более скромный, чем у него, интеллектуальный показатель. Если бы он был таким, как Каравай, у него было бы много друзей; если бы он был таким, как Каравай, он бы не проводил время дома; телефон бы его разрывался от звонков. Если бы он был таким, как Каравай, его бы любила Варя. А то, что она любит этого недоростка, со всем его убогим обаянием, некрасивым лицом и кривыми (в этом Окиянин был почти уверен!) ногами, сомнений не вызывало. Потому что гордость его договорилась с рычащим отчаянием, и Яр выходил пару раз в неделю «на охоту». Так, ничего особенного:

– увидеть Варю на Невском, за пару минут перед заходом в институт, держащуюся за руки с Караваем;

– увидеть Варю у подъезда, целующуюся с Караваем;

– увидеть Каравая, ждущего Варю у выхода с эскалатора с компанией приятелей: вот Варя выходит, видит своего Ромео и вся вспыхивает от счастья (Окиянин тогда стоял так близко в толпе, что ему казалось, она не сможет не заметить его исступленно горящих глаз. Смогла.)

Конечно, слухи о том, что Каравай «попивает» доходили до Яра. Но кто не «попивал» в том благословенном возрасте? И все же Яр надеялся, что Варя не выдержит: в ее семье никогда не пили, и поэтому даже начальная стадия алкоголизма должна была испугать и вызвать отвращение. Но нет: шли месяцы, Яр звонил, иногда даже – не чаще одного раза в две недели – они встречались, но ничего не менялось. «Он» был тут как тут, Яр чувствовал его за каждой фразой, произнесенной Варей, как охотничья собака – дичь: по сломанной ветке, по полусмытому дождем следу. Яр ждал, пряча не помещающуюся уже в душе безмерно разросшуюся ненависть. И дождался.

– Я выхожу замуж, – сказала она ему на одном из их бессмысленных свиданий. Не поднимая на него глаз, она крутила в руках пустой стакан.

– Поздравляю, – сказал он ровно. «Ты промахнулся с призванием, – мелькнуло у него в голове. – По тебе плачет Королевская театральная академия». – И за кого, если не секрет? («не секрет, не секрет, душа моя» – язвил все тот же червячок).

Она, наконец, на него посмотрела.

– За Сашу, конечно.

– Конечно.

– Я думала, что ты знаешь…

– Что ты выходишь замуж?

– Нет, – она смутилась. – Что мы вместе.

Ах, как это мило с вашей стороны, хотелось закричать Окиянину. То есть мы не говорим нашему верному Оушену, с кем мы спим (про себя он употребил намного более вульгарный термин), но он же, умница такая, и сам должен догадаться…

– И когда же… планируется это счастливое событие? – Яр все еще пытался казаться расслабленно-саркастическим. Осознание этой новости обрушивалось на него подобно снежной лавине.

– В июне, – она опять избегала смотреть ему в глаза. – Мы решили не делать ничего помпезного, пригласить только самых близких.

Каждое слово и сочетание их было настолько полно банальностью, что где-то на задворках оглушенного сознания Яр спросил себя: да полноте, а любит ли он эту женщину?

– Ты приглашен.

– Ах вот как? В числе самых близких?

– Да. – Она, наконец, посмотрела прямо на него. Глаза у нее были того неопределенного цвета, что меняются в зависимости от настроения. Сейчас они были светло-серые и в них была твердость. И нежность. Да, нежность. И вот этой-то нежности, жалкого, пустого чувства, бездарного на фоне его к ней любви (которая, он был в том уверен, была – гениальной), он уже не смог ей простить.

– Ты, конечно, в курсе, что твой будущий муж – алкоголик? – небрежно заметил он.

Варя вздрогнула, как от удара. Ну как же – верный Оушен и бьет без предупреждения.

– Жены алкоголиков, – меж тем продолжал Яр, – особенный психотип. Они безгранично верят в целительную силу своей любви. У Бенра есть специальная психологическая игра – «Жена алкоголика» называется… Прежде чем пройти под марш Мендельсона, изучи статистику, душа моя: двенадцать тысяч женщин ежегодно погибают от насилия в семье, а восемьдесят-девяносто процентов насилия связано с пьянством мужей. Жены алкашей раньше старятся, а дети их мучаются кошмарами, если, конечно, не имеют места более серьезные генетические мутации…