Александра Гейл - Синичка в небе

— Вы, должно быть, новая рабыня отца? — спросил он, промакивая футболку полотенцем и усердно демонстрируя, что все в порядке. Наверное, он так и думал, но как будто переигрывал.

Не зная, как реагировать на заявление, я стояла столбом и думала, какие у него длинные ресницы… и глаза красивые, веселые. Ниже уровня шеи лучше было не смотреть, но взгляд сам собой примагничивался к мокрой ткани.

— Ульяна, — спохватилась и резко протянула руку.

— Ваня.

Его ладонь была холодной от воды, но я ухитрилась почувствовать эту легендарную искру, о которой грезит каждая начитавшаяся романов дурочка. В смысле меня не шарахнуло током, небеса не разверзлись, а колени не подкосились, вынуждая плюхнуться прямо на пол — в лужу — все дело оказалось в понимании. Передо мной стоял такой воспитанный, добрый и, в то же время, симпатичный парень, что становилось не по себе. Это было как сочетание несочетаемого. И, подстегиваемая привычным цинизмом, я тут же начала думать о том, что слишком мало его знаю, чтобы свидетельствовать под присягой об отсутствии недостатков. Может, у него хвост, или, скажем, раздутое до небес самомнение. Но как бы то ни было, сейчас передо мной стояло настоящее совершенство, и оно невозмутимо промакивало полотенцем кубики пресса на груди, будто его каждый день обливали водой с ног до головы. Я же пялилась во все глаза и не могла поверить, что не сплю.

— Классные туфли, кстати, — подняв взгляд от пола, улыбнулся мне Ванька.

А, может, он гей? Это бы объяснило и повальную любовь, и интерес к шмоткам, и лояльность ко мне.

— Да, они новые. И лучше держаться подальше, пока я не получу права на управление данным средством передвижения.

Ваня открыто и задорно рассмеялся, а я, не позволяя себе напридумывать лишнего, решила расспросить Катерину о швабре, но взглянула на нее и чуть не сгорела со стыда раз в сотый: серьезная и деловитая секретарша буквально покатывалась со смеху. И, в отличие от Ивана Гордеева, явно не из-за удачной шутки. Но это было еще не все: из коридора уже раздавался характерный стук набоек туфель, не предвещавший ничего хорошего.

— Николай Давыдович, — первой пискнула Катерина, пока я просто старалась уменьшиться, как Алиса в стране чудес.

Убьют. Прихлопнут на месте. Помните еще, что недавно меня жестко отчитали за крошечную капельку кофе на документе? Я боялась вообразить, что со мной сделают, раз я вылила на сына начальника целый литр воды! Ваня, конечно, выступать в таком виде в суде не собирался и даже воспаление легких не заработал, но уж больно непредсказуем его родитель.

В попытке упредить грозный рык путем чистосердечного признания, я развернулась и выдавила:

— Это сделала я, — и голову в плечи втянула.

Гордеев, однако, был удивительно спокоен. Он медленно осмотрел всех участников мизансцены, чуть задержавшись на сыне, и затем сосредоточил все внимание не мне:

— Ну еще бы. Я бы в жизни не подумал, что такой бедлам могла устроить Катерина, — ответил он, даже не моргнув. — Доброе утро, между прочим.

Секретарша позади все еще фыркала от смеха и не могла разговаривать связно, а Иван по-джентльменски уступил право слова мне — пришлось воспользоваться:

— Да не особо, как-то, — вздохнула я, намекая на случившееся.

И после этого уголок губ Гордеева дернулся вверх. Всего на несколько миллиметров, но я заметила.

— Сын, ты ведь не из сахара? — обратился он к Ване.

— Вроде, не был, — серьезно ответил тот.

— Значит, утро все-таки доброе, — опроверг мое утверждение Николай Давыдович и, наконец, двинулся вперед, старательно обходя лужи. — Ты ко мне? — поинтересовался у сына, будто тот мог прийти к кому-то другому.

— Ага, — ответил тот и направился к своей сумке.

Уже открыв дверь, начальник на прощание велел:

— Вытрите здесь, и быстро!

Только оба мужчины скрылись в кабинете, Катерина разразилась гомерическим хохотом. Она буквально лежала на столе и захлебывалась всхлипами. Я же нашла, наконец, швабру, и начала тереть пол с таким усердием, будто он символизировал мою загубленную репутацию.

Сосредоточенно возя щеткой по полу, я думала только о том, как просчиталась. Казалось, что, поглядев на кавалеров сестры и матери, на друзей Романа, я повидала все. Они были скользкие, пошлые, мелкие. Стоило отвернуться — начинали отпускать скабрезные комментарии, отчего казалось, что их головы забиты сексом пополам со скрипучим пенопластом. Думала, что обросла носорожьей кожей, но внезапно впервые встретила представителя противоположного пола, который не был мне противен, и теперь беспомощно смотрела на то, как растекалась лужей моя идеальная теория. Понимаю, прозвучит самонадеянно, но я захотела внимания Ивана Гордеева, и это дало мне слабую тень понимания мотивации сестры: да, мне Рома не нравился, но вдруг Лона чувствовала себя рядом с ним такой же… беспомощной и уязвимой?

Я старательно гнала от себя опасные мысли все два часа до обеда, но не могла перестать посматривать в сторону кабинета начальника, дожидаясь, когда Ваня его покинет. Хотела увидеть его еще разок и удостовериться, что мне он не причудился, но ровно в час дня Катерина плюхнула на стол мою сумку, чтобы поправить платок на ручке и велела мне переобуваться, да побыстрее. Покидая приемную, я напоследок меланхолично глянула на закрытую дверь, за которой глуховато звучали мужские голоса. Слов было не разобрать.

***

У Лоны был третий размер груди, а у меня — ни одного платья. И если вы не усмотрели связь между высказываниями, то плохо искали.

По случаю «согласия невероятной девушки» Роман пригласил нас всех отметить знаменательное событие — помолвку. То есть мы с Л оной против толпы друзей Романа. Ой, я что сказала «против»? Впрочем, так оно и было. Немного погодя, вы поймете почему.

Начну с того, что я всегда ненавидела клубы. Заочно, разумеется. Ну что мне было там делать, сами посудите? Я не умела двигаться в такт музыке, флиртовать и делать сел фи уточкой. Какой уж там клуб! Чуть было не отказалась от приглашения, но вспомнила, насколько опасны собачьи стаи (а пропитанная тестостероном и алкоголем толпа даже хуже), и согласилась из страха за Лону. И девчонок с работы позвала: Ритку и Иринку. Они не горели желанием утихомиривать юнцов, но я так умоляла, что они согласились при условии, что вся выпивка за счет жениха и невесты.

Клуб, как нам сказали, очень приличный, и наряд надлежало подобрать под стать. Однако, как ни удивительно, проблемы возникли не только у меня. Лона, также не бывавшая в клубах ранее, зачем-то соорудила на голове шиньон, который состарил ее лет на пять. Я пыталась отговорить сестру от роли пожилой дамы, но она и слушать не хотела. И хотя я та еще модная советчица, стоило бы прислушаться: благодаря весьма старомодному платью без рукавов, неуместно серьезной прическе и броскому макияжу, Лона превратилась в представительницу пятидесятых.