Леонид Немцев - Две Юлии

Я решился спросить ее, почему она выбрала горностаевую тему для своей работы (что-то несло все случайности к одному берегу). Выяснилось, что репродукция «Дамы» висела у ее изголовья в квартире бабушки и дожидающаяся дневного сна девочка рассматривала этого зверька с его стремительным поворотом шеи. Сюда примешивались мечты об игре с этим зверем, для чего мечтам приходилось делать ее такой же дамой и уносить далеко в прошлое. Возможно, тоска по этому зверьку и патологическая идиосинкразия к животным у матери (особенно это касалось гибрида крысы и кошки — как это выглядело в материнском восприятии) привели к тому, что Юлия Вторая поторопилась поступить на зоологический факультет после огромной практики в школьном кружке юннатов. Фотографирование, описывание, наблюдение над животными — естественнонаучная усидчивость у нее никак не отделялась от вдохновения, она научилась наблюдать, и это помогало ей в остальной учебе, к которой она, в общем-то, была равнодушна. Для привилегированной франкофонной школы у нее осталось слишком много четверок в придачу к сносному знанию языка и любимому делу. Теперь ее работа касается расширенной истории горностаев и хорьков, причем в отдельной главе разрешено найти их следы в мировой живописи и литературе. А это еще одно доказательство их сообщаемости с Первой Юлией. Чужая мысль только коснулось Юлиного слуха, как стала ее собственностью. Я сказал, что могу тут помочь — у меня уже сейчас много материалов по данному вопросу.

Юлия Секунда неожиданно гневно уставилась на меня.

— Вы — проклятые эрудиты, лезете в мою тему без всяких церемоний, я уже слышала об этом. Мне же самой интересно что-нибудь поискать. Я тоже буду вчитываться во все подряд. Правда, пока ничего не нашла, даже у Набокова.

— Не слушай их, Юленька, — повествовал поэт, высунув язык в старательном переписывании на табурете последнего стихотворного опуса, — они тебе наплетут лишнего, голова кругом пойдет.

Первая Юлия вплыла в комнату и села рядом со мной.

— Ну почему же лишнего, — возразил я. — Это облегчение твоего труда. Я могу посоветоваться с мамой, она у меня учит школьников биологии, но вдруг подскажет пару полезных изданий.

— В этой работе важно наблюдать за животным, — ответила Вторая и недовольно села, скрестив руки на груди. — У меня скоро появится доступ к материалу — в городе есть аж четыре пары горностаев и несколько хорьков. К тому же, у вас все равно будет не зоология, а сумбур из непонятных словечек.

— Кстати, — заметил Шерстнев, даже не отрываясь от записи, — как пишет Карнеги, а в отсутствие Чипа он дает очень даже важные советы: надо вникать во все то, чем занимается твой собеседник, просто из вежливости, чтобы поддержать разговор. А значит, если, Юленька, они будут говорить с тобой о горностаях, то тебе будет веселее. Для тебя же стараются. Но они и правда — филологи, так что сильно помочь не смогут. Все их хорьки формата А5, в картонной шкуре, без глаз и хвостов, сплошь усеянные черными блошками.

— Я знаю пять случаев ранних изображений хорьков, — настойчиво начала Юлия Первая. — Первый — это всем известный Леонардо да Винчи. В 1489 году он нарисовал фуро в руках неизвестной дамы, а коллекционеры назвали его горностаем.

— Я заглядывала в мой подарок, — улыбнулась Вторая. — Про фуро я тоже пишу. Я их объединила.

— Но их рисовали и раньше. В псалтири королевы Марии, — продолжала Первая, указывая на тетрадку, лежащую на столе, — вот тут у меня есть, я тебе подскажу, где можно увидеть рисунок, — есть сцена охоты на кроликов при помощи обученных хорьков, а это, между прочим, 1330-какой-то год. Еще в одном молитвеннике XIV века есть сцена охоты — это просто украшение нижнего угла страницы. А в конце века француз Гастон Фебус написал учебник по охоте для вельмож, которые должны были хорошо знать этот предмет — все-таки одна из куртуазных добродетелей. В этой книге есть миниатюра — тоже охота на кроликов и масса полезных советов, которые, похоже, никем не переведены. Итак, всего четыре.

— Спасибо, дорогуша, — ехидничала Вторая. — Мне еще надо к простой дипломной работе перевести французскую книжечку. И в нашей области возродится охота на кроликов при помощи хорьков.

— Охота на карликов, — вставил Шерстнев. — Я закончил. Вот вам новые стишки.

— Я видел, эта тема есть у фламандцев, — поспешил вставить я, потому что чтение стихотворений могло сильно испортить мне настроение. — У отца случайно залежался альбомчик. Я недавно его полистал от делать нечего, друзья. В XVII веке такую охоту зарисовал Паулус Поттер. На золоте холма, где с аппетитом прорисована каждая травинка, расположился охотник, а изящная голая и белая белочка хорошо видна на фоне норы.

— Это новенькое добавление, — кивнула Первая, — в Нидерландах надо еще порыться. А пятым (как теперь выяснилось, шестым) я хотела назвать резьбу по дереву (тоже Нидерланды, где-то около 1600 года). Когда твою работу выпустят отдельной книгой, фотография вырезанного из дерева охотника с двумя горностаями на поводке будет отлично смотреться на обложке.

— С белкой нет никакого сходства, — заметила специально для меня Вторая, расслабившись и все-таки радуясь, что разговор касается любимой темы, — это же хищник. Недавно я кормила одного хорька — типичного альбиносика — булкой, смоченной в молоке, а он нашел у меня на руке свежую царапину и начал аккуратно ее вылизывать.

— С иностранными словами у меня полно сведений, — продолжала Первая, видимо как и я, по-своему опасаясь лирики.

— Какие? — спросил я, чувствуя, что палец, зажимаемый между страниц ручного блокнота, начинает ныть. — Что славянское слово фретка — это неправильно услышанное английское ferret? А более диких зверюг англичане назвали polecat и, между прочим, использовали их для охоты не на безобидных кроликов, которых в средневековой Европе было пруд пруди, а против злобных ощеренных крыс.

— Я бы поработала над произношением, — сквозь зевок заметила Вторая. — Ты же для этого носишь эту лексику с собой?

Шерстнев начал скучать и взял в руки Шарля Нодье.

— Эти самые англичане, — продолжал я, пряча в карман блокнот, — одевали в мех горностая своих пэров. Как-то так сложилось, что чистота горностаевого меха стала знаком неподкупности. Видимо, хорошо их сородичи ловили крыс. Не знаю, охотятся ли они также, как хорьки. Видимо, охотятся, но не поддаются приручению.

— Охотятся, — ответила Вторая Юлия. — У горностаев любимое лакомство — это глухари и мышки. В основном им приходится уворачиваться от хищников покрупнее. Мех у них белый — на Севере хорошо сливается со снегом, а на хвосте длинная черная кисточка. Это правда очень красиво. Они отвлекают внимание на хвост и так остаются невредимыми.