Барбара Вуд - Танго с Бабочкой

— Я поговорю с Роем, — пообещала она, когда они подошли к дому. — Он поймет. Он сохранит твою тайну. Рой обязан тебе так же, как и я, Бев. Никто никогда не узнает правду о «Бабочке».

В библиотеке они нашли весьма взволнованного Боба Маннинга, который показывал содержимое своего портфеля Мэгги и Кармен. Когда он повернулся и увидел, что вошла Беверли, то сказал:

— Ты не поверишь тому, что я принес… — Он замолчал, увидев, что Энн тоже вошла.

— Все в порядке, Боб, — проговорила Беверли. — Я все рассказала Энн. Ты можешь спокойно говорить в ее присутствии.

Он вручил портфель Беверли.

— Это все здесь. И даже больше.

— Давайте начнем, — произнесла она.

На следующее утро после голосования газеты пестрели заголовками «Маккей выиграл первичные выборы в Калифорнии».

Сопутствующая статья на первой странице описывала ситуацию в общем, но на этой последней стадии предвосхищала победу преподобного Дэнни Маккея над его республиканскими противниками в этих «определяющих для кандидатов» первичных выборах. Выиграв у всех калифорнийских делегатов, которых было гораздо больше, чем у любого другого штата, основатель «Пасторств Благой вести» должен был набрать теперь всего восемьдесят голосов для получения президентского назначения. Эксперты предсказывали, что у него не будет никаких проблем с получением недостающих голосов на съезде, который должен состояться через шесть дней. Текст включал фотографию улыбающегося Дэнни, торговую марку «Стетсон» на его голове. Вечеринки проходили круглосуточно в отеле «Сенчури Плаза», его временной резиденции в Лос-Анджелесе.

Однако на следующий день на первой странице появился совершенно другой и весьма неожиданный заголовок: «Имя Маккея связано с борделем на Беверли Хиллз».

— Иисус Христос! — пробормотал Дэнни, когда увидел утреннюю газету. У него было похмелье после вечеринки по поводу победы прошлым вечером, и он пытался прийти в себя при помощи томатного сока и соуса «Табаско». К тому же он не выспался, потому что не мог спать после звонка из газеты, прозвучавшего после двух часов ночи.

Они позвонили, чтобы сообщить ему об информации, которую получили от полиции и которую собирались печатать. «Принимая во внимание ваше положение в обществе, — сказали ему, — мы подумали, что было бы справедливо предупредить вас».

И вот она, эта статья.

Дэнни бросил газету и посмотрел на Боннера. Из внешней комнаты он мог слышать звонки телефонов и постоянный стук в дверь. В своей личной спальне Дэнни включил телевизор. И увидел на экране свое лицо — фотографию для общественности из его собственного досье. Голос за кадром говорил:

— «…проверено вскоре после полуночи. Полиция, реагируя на анонимный донос, обыскала комнаты над магазином одежды и обнаружила то, что они описывают как помещение, основанное с целью ведения незаконной деятельности. „Фанелли“, дорогой магазин мужской одежды на Родео Драйв, как только что выяснилось, принадлежит компании „Королевские фермы“, которой владеет сам Дэнни Маккей, кандидат в президенты. До настоящего времени прямой связи между преподобным Маккеем и заведением наверху установлено не было, но полиция изучает некоторые улики, которые были найдены в помещении, похожем на офис этого незаконного предприятия».

В то время как его штат во внешней комнате занимался репортерами и телефонными звонками, Дэнни стоял в пижаме и шелковом халате, глядя на экран и не веря своим ушам.

Его пресс-секретарь сидел всю ночь, составляя заявление о том, что преподобный отрицает, что он знал об учреждении над мужским магазином, и, так как «Фанелли» был лишь маленькой частью многих его холдингов, Дэнни Маккей никогда за все годы владения «Фанелли» не заглядывал в этот магазин.

— Черт побери, Бон, — сказал он, садясь завтракать куриной отбивной с картофельными оладьями. — Как могло случиться что-то подобное? Я думал, что ты проверил это место.

— Я проверял, но это было одиннадцать лет назад! Я лично осмотрел это место. Это было обычный магазин мужской одежды. А наверху были офисы, арендованные различными законными организациями.

Дэнни пнул газету, которая лежала на полу.

— Офисы! Ты читал, что они нашли там? Кнуты и цепи, презервативы, приспособления для секса! Где, черт побери, Дуэйн?

— Он все еще в штаб-квартире полиции, Дэнни. — Они говорили о Дуэйне Чедвике, адвокате Дэнни.

Дэнни поднял свою «Кровавую Мэри» и залпом выпил коктейль. В коридоре за дверями его номера телохранители не подпускали близко репортеров и любопытных. Две его телефонные линии обслуживались секретарями, которые объясняли ошибку нужным людям — его тестю-сенатору и другим сильным политическим сторонникам, — в то время как отель готовил комнату, из которой Дэнни сможет передать по телевидению публичное опровержение нелепых утверждений.

— Не волнуйся, — сказал Боннер немного нервно, пробуя успокоить своего босса. — Разве кто-нибудь в этом мире поверит, что ты знал об этом борделе. Послушай, ведь это случалось и прежде, не так ли? Люди неожиданно брали на себя ответственность за то, о чем они понятия не имели. Рассказывай, что это была идея какого-то идиота, решившего быстро обогатиться. Полиция найдет управляющего магазином, он все выложит, и ты больше не будешь на крючке.

— Лучше бы им найти его, и побыстрее.

Дэнни поднял глаза и увидел Анжелику, стоящую в дверном проеме. У нее на лице было обычное выражение боли.

Боже, его тошнило от нее. С их первой брачной ночи он ничего не видел на ее лице, кроме выражения страдающей мученицы. Она улыбалась только на публике, когда была вынуждена играть роль хорошей жены. Они даже не спали вместе, начиная с их медового месяца одиннадцать лет назад. Единственная причина, по которой был зачат Гарри, их сын, заключалась в том, что Дэнни был настолько пьян и безумен однажды ночью, что связал ее и устроил ей то, чего она заслужила.

— Возвращайся в свою комнату, — зарычал он на нее. — Это не твое дело.

Анжелика отступила подобно привидению в изящную спальню их многокомнатного номера, где проводила все свое время, читая и плетя кружева, когда не нужно было позировать с Дэнни перед камерами.

К началу вечера Дэнни сделал публичное заявление о своей невиновности. Он неопределенно намекнул, что кто-то решил оклеветать его, но что он простил им, как, конечно, простил и Бог. И он так постарался для того, чтобы выглядеть в роли жертвы, что симпатии общественности к нему возросли. На следующее утро Дэнни возглавлял списки опросов общественного мнения и уже мог смеяться над всем этим, поедая жареную ветчину и бисквиты с соусом.