Барбара Вуд - Танго с Бабочкой

«Куда же направится теперь ее компаньон в маске?» — гадала она.

— Кто ты? — спросила она в ту памятную ночь, когда он освободил ее от так долго мучившего заклятья. — Как тебя зовут и почему ты работаешь здесь?

Но он только улыбнулся и приложил кончик пальца к ее губам. А потом она поняла, что на самом деле не хочет знать ни его имени, ни кто он вне стен «Бабочки». Она запомнит его как фантастического любовника, который сломал ее оковы.

Он сказал ей:

— Неприятие, которое, тебе казалось, ты видишь в мужчинах, было на самом деле у тебя в голове. Ты вообразила, что они испытывали отвращение от твоих шрамов. Мужчин отпугивал не твой физический недостаток, а твоя внезапная холодность к ним. Это была их защитная реакция. И я сомневаюсь, что они отстранялись от тебя; вероятно, ты отталкивала их, как делала это со мной.

Он был прав. И Линда ушла из «Бабочки», чувствуя смесь страха и вновь обретенной храбрости. Она не знала, что ее тело способно к такой реакции. И теперь она хотела, подобно ребенку, который только научился ходить, попробовать сделать это самой.

Теплый бриз подул с океана, и Линда обняла себя руками. Она хотела кричать о своей радости; побежать на пляж и рассказать всем, насколько она счастлива.

Вчера вечером… Вчера вечером!

Она отвернулась от открытой веранды и пошла на кухню, где на столе все еще лежали остатки вчерашнего ужина. Помимо всего прочего он принес пиццу, и они ели ее и на ужин и на завтрак сегодня утром. Теперь приближался вечер, и им нужно будет снова поесть. Линда посмотрела вокруг. Что бы приготовить? Что ему понравится?

Она услышала шум воды в душе.

Он проснулся.

И внезапно ей не захотелось готовить, или есть, или делать еще что-то. Кроме как заниматься любовью.

Она увидела свое отражение в полированном стекле духовки: тридцативосьмилетняя женщина с горящими глазами и пылающими щеками, одетая лишь в купальный халат.

«Бабочка». Было ли это на самом деле? На самом ли деле имели место ее интерлюдии с Казановой, Зорро и офицером Конфедерации? Действительно ли она была в тех невероятных комнатах фантазии? Если бы только она знала, кого благодарить.

Но она не знала, кто управлял клубом «Бабочка», разве что, возможно, Дэнни Маккей, как сообщалось в газетах. Но она сомневалась, что он имел какое-либо отношение к осуществлению фантазии. Линде не удалось узнать ни имени ее компаньона, ни его личности, ничего, кроме того, что он работал в «Бабочке». Только Алексис, ее подруга-педиатр, сумела получить кое-какую информацию.

Компаньон Алексис влюбился в нее. Он сказал ей, кто он и открыл ей свои чувства. И теперь они жили вместе в хижине на каньоне Бенедикт. Его зовут Чарли, и он сообщил Алексис, что директор провела с ним собеседование, наняла его на работу и сказала ему, что делать. Кроме этого, «Бабочка» была такой же тайной и для него, и для других компаньонов, и для членов клуба.

Чарли сначала хотел пойти в редакцию какой-нибудь газеты со своей историей, но потом передумал. Он не мог предоставить никакой конкретной информации для полиции, а огласка сослужила бы ему плохую службу. В конце концов, он был уважаемый человек в обществе — компьютерный программист, — и ему нужно было беречь свою репутацию.

Линда подозревала, что настоящая тайна «Бабочки» никогда, вероятно, не будет раскрыта.

Она слышала звук шагов по полу гостиной. А затем он оказался на кухне и подошел к ней сзади, скользнув руками вокруг ее талии.

— Доброе утро, мой друг, — прошептал он. — Или сейчас вечер? Я потерял счет времени.

Линда обернулась и посмотрела на Хосе. Его волосы все еще были влажными после душа. Она обвила руками его шею и поцеловала.

— Знаешь, что случается, когда я приглашаю женщину выпить? — спросил он. — Я влюбляюсь.

— Это правда?

Он стал серьезным.

— Я действительно имею это в виду, мой друг. Когда я смотрю на тебя и вспоминаю, какой ты была вчера вечером, я думаю, что мне не стоит больше ходить на вечеринки.

Линда положила голову ему на плечо и почувствовала душевное спокойствие.

Крошечная бабочка мерцала в меркнущем солнечном свете июня и отбрасывала разноцветные и золотые тени. Она, казалось, затрепетала в открытой ладони Кармен, а затем замерла.

— Мне она больше не понадобится, — тихо сказала Беверли. — Я хочу, чтобы она была у тебя.

Кармен пристально поглядела на изящный браслет с бабочкой глазами, полными слез. Было что-то завершающее в этом последнем жесте. Она поклялась, что не будет плакать, когда наступит этот момент, но теперь не могла сдержаться.

— Я буду скучать по тебе, amiga, — прошептала она.

— Я знаю. И я буду скучать по тебе. — «Бабочка» отвернулась от Кармен и посмотрела на других собравшихся в комнате.

Мэгги с вьющимися рыжими волосами, выбившимися из узла, безмолвно сидела с красными глазами. Энн Хастингс разделила кресло, предназначенное для двоих, с Роем Мэдисоном, оба были тихи и серьезны. А Джонас Бьюкенен стоял подобно стражу у закрытой двери. Только Боб Маннинг отсутствовал. Он был в автомобиле, ожидающем Беверли.

В атмосфере огромного особняка, который когда-то принадлежал звезде немого кино, ощущалось своего рода предвкушение. Наполненные пылью лучи полуденного солнца струились сквозь ромбовидные стекла окон и окутывали молчаливых обитателей потусторонним светом. Беверли Хайленд стояла, подобно привидению, в центре круга друзей, высокая и стройная. Ее платиновые волосы были аккуратно собраны в высокую прическу, брюки сливочного цвета и белая шелковая блузка подчеркивали ее бледность. Она постояла еще несколько минут со своими друзьями. Все, что должно было быть сделано, было сделано; все было готово и выполнено.

Ей оставалось только пойти в отель «Сенчури Плаза», где ее ожидал Дэнни Маккей.

— Пора, — сказала она наконец, и ее друзья оживились.

Они проводили ее к белому «роллс-ройсу» и один за другим обняли ее.

Беверли остановилась, чтобы посмотреть на них: Кармен, которая когда-то была Кармелитой, Энн, которая была одинокой и несчастной, Мэгги, которая была молодой вдовой с двумя младенцами, когда Беверли нашла ее, и Джонас, чернокожий экс-полицейский, который нашел ее мать и почти нашел ее сестру и теперь смотрел на нее влажными глазами. Затем она села в машину, и Боб Маннинг закрыл за ней дверцу. Беверли ничего не делала и ничего не говорила, пока автомобиль прокладывал свой путь по дороге вдоль каньона Беверли к Хиллз-авеню. Но потом ей пришлось кое-что сделать — последнее, после чего она отправится прямо в отель.

Подняв трубку автомобильного телефона, она набрала номер, который знала наизусть, и попросила детектива О’Мэлли.

День для лейтенанта начался ужасно, и теперь, к концу второй половины дня, все только ухудшилось. Почему это дело Дэнни Маккея должно было случиться в его округе? О’Мэлли посмотрел на толстое досье на своем столе и покачал головой. Какая неразбериха! Эта женщина с техасской фермы со своей фотографией, несомненно, что-то затеяла. С тех пор как была напечатана фотография в газетах, казалось О’Мэлли, стали появляться различные личности. Выглядело это так, будто половина населения штата Техас знала Дэнни Маккея в его юные годы и была в курсе его грязных дел. Они говорили с любым, кто готов был слушать. За прошедшие два дня газеты по всей стране растиражировали истории о неистовых, вопиющих и бурных днях Дэнни и Боннера, еще когда они были молодыми проповедниками.