Евгения Перова - Потому что люблю тебя

– А знаешь, что самое ужасное? Я беременна. Восьмая неделя. И не знаю, от кого из них. И что делать, не знаю. Муж, конечно, первым делом генетическую экспертизу запросит. Но если ребенок от Славочки, никакая экспертиза не понадобится.

– Почему?

– Санни – мулат. У него отец афроамериканец, мама русская. Так что сам понимаешь, какой ребенок у меня может родиться. Но я не этого боюсь! Ну, выгонит он меня, так и хрен с ним. А если от него ребенок? Да еще сын? Он же меня никогда не отпустит! А если и отпустит, то ребенка не отдаст, понимаешь?

«Кто бы мог подумать, что именно так все обернется?» – вздыхал Алымов, возвращаясь домой. Он был уверен, что Дара далеко пойдет – с ее-то красотой, энергией и талантом. А вон что вышло. О том же думала и Дара, глядя пустым взглядом в окно автомобиля: могла ли она представить, что именно Алымову будет плакаться в жилетку?! Получается, он – единственный близкий ей человек, чуть ли не брат! А ведь было время, когда она просто лезла на стену, сначала от желания, потом от раздражения. Как же чудовищно он ее бесил! Своим занудством, чистоплюйством, замшелой честностью! Вечно витал в облаках! Чистенький московский мальчик, маменькин сынок, белоручка – что он мог знать о настоящей жизни, о ее грязи и мерзости?! Ничего. Да и в постели оказался весьма примитивен. Взрослый мужик, а наивный, как школьница. Ничего, потом вошел во вкус. Дара усмехнулась, вспомнив, какое жгучее удовольствие доставляло ей сексуальное просвещение Алымова – усмехнулась и тут же чуть не скорчилась от боли, пронзившей насквозь: Санни! Славик, мальчик мой! Солнышко мое! Словно увидела его перед собой: карие глаза с очень яркими белками, белозубая улыбка, ямочка на щеке…

Гладкая шоколадная кожа, от запаха которой она сходила с ума…

Его поцелуи, его смех, его нежность…

Как теперь жить?! Как?!

«Господи, прости меня, грешную! – взмолилась Дараю – Прости! Ни одного мужика к себе не подпущу, в отрепьях босая ходить стану, землю есть буду – только пусть ребенок будет от Славика! Ну, пожалуйста, Господи, что тебе стоит!» И она впилась зубами в костяшки пальцев, сжатых в кулак, чтобы не заорать в полный голос.

– Вам нехорошо, Дарья Алексеевна? – спросил шофер, и Дара с ненавистью взглянула в его бритый затылок.

– Просто прекрасно. За дорогой следи!

Приехав домой, она сразу прошла в ванную, больше похожую на небольшой мраморный дворец, и стала под душ. Тонкие жесткие струи секли ее кожу, как розги, а она все увеличивала и увеличивала напор воды, рыдая в голос от горя – ничего, никто не услышит: рядом, из музыкального центра, стоящего у зеркала, вовсю надрывался Фредди Меркьюри: «Outside the dawn is breaking, but inside in the dark I’m aching to be free! The Show must go on…»  [10]. Наконец, она вытащила себя из душа, подсушила волосы, нанесла на лицо крем и долго смотрела в зеркало, ничего там не видя. Потом накинула халат и поплелась в спальню.

– Ну, как развлекалась сегодня?

Муж лежал в ее постели, закинув руки за голову, и Дара внутренне застонала: ну почему, почему его принесло именно сегодня?! Или он специально?

– Нормально. Премию получила за «Кабаре».

– Молодец. Ну-ка! – Он выразительно шевельнул бровью.

Дара покорно развязала пояс и скинула халат. Она стояла перед ним обнаженная и опустошенная – совершенное создание природы, слегка подправленное пластическим хирургом, сексуальная кукла, живая игрушка… подстреленное животное, истекающее кровью.

– С кем общалась?

Дара не стала врать – все равно он уже наверняка знает, и перечислила всех, с кем перекинулась хотя бы парой слов.

– О, даже с господином Алымовым! И он тебя не придушил?

– Как видишь – нет.

– Я бы на его месте придушил.

– Он – не ты! – воскликнула Дара с некоторым вызовом и тут же об этом пожалела.

– Это точно, – хмыкнул муж, откинул одеяло и приглашающе похлопал ладонью по простыне. – Прыгай сюда, детка.

И она прыгнула. А что ей еще оставалось? show must go on.

Сергей не стал ничего рассказывать Асе, но через пару дней обнаружил у себя на столе журнал, раскрытый на заметке, прочитав которую затосковал: журналист всячески обыгрывал версию возвращения актера Алымова к бывшей жене. И картинка была, успел кто-то щелкнуть: Алымов целует Дару в щечку. Ну да, поцеловал – на прощание. Черт бы их всех побрал! Сергей взял журнал и пошел к Асе. Она покосилась на него довольно сурово:

– И что это все означает?

– Ася, неужели ты веришь этим шакалам? Мы с Дарой случайно встретились, поговорили немножко – и все!

– О чем тебе с ней разговаривать? После того что она тогда устроила?

– Она прощенья просила. Ася, ей сейчас очень плохо!

– Ага, а ты скорей утешать? И целовать?

Припадки ревности случались с Асей довольно редко, но поражали метко: она долго отходила, а муж лез в бутылку: ах, ты мне не доверяешь! Вот и в этот раз они разошлись, обидевшись друг на друга до такой степени, что Ася отправилась спать в детскую. «Ну и пожалуйста!» – думал каждый, считая себя совершенно правым. «Нет, как она может ревновать?! – кипел Алымов. – Что, я и поговорить не имею права?!» А за стеной тихо всхлипывала его жена: «Конечно, она вон какая красивая, а я…» – после родов Ася слегка располнела и страшно переживала.

«Ты подумай, пожалел ее!» – возмущалась Ася. Плохо ей, видите ли! Сейчас кинется помогать! Вечно он… Ну ладно, когда Алымов в прошлом году возился со сводным братом, Сергеем-младшим – хотя бы понятно: родная кровь. Правда, видел он эту «родную кровь» всего второй раз в жизни. Но не последний, как подозревала Ася: парню было уже двадцать три, а толку никакого. Так и повиснет теперь на них! А что? Деньги дают, плечо подставляют! Или, к примеру, Ксюха, которую Ёж практически удочерил – вон уже дедушкой себя считает! Против Ксю Ася ничего не имела.

А эта безумная Анфиска, которая время от времени возникает из ниоткуда?! Как обострение, так к Алымову! Еще хорошо, что к Асе она благоволит… Ася вспомнила, как Анфиса явилась к ним домой через пару месяцев после свадьбы – с букетом цветов, похоже, вытащенным из помойки. Сама она тоже весьма напоминала бомжиху – Ася отдала ей теплый шарф и старое пальто, в карман которого Алымов сунул немного денег. Анфиса отказалась пообедать, но чаю выпила. Уходя, церемонно поклонилась и произнесла: «Совет вам да любовь! Наконец ты, Сергей Олегович, за ум взялся. Одобряю. Береги жену-то, охламон!» Она всегда разговаривала с Алымовым бесцеремонно, и он раздражался: «Вот еще одна воспитательница на мою голову! Мало мне тетки!» Ну, Анфиску можно только пожалеть, конечно… Но Дара! Дара, которая так подло поступила с Сережей!

На следующий день они разговаривали друг с другом чрезвычайно холодно и церемонно, но к концу недели оба изнемогли, и каждый решил, что сегодня вечером надо обязательно помириться. Ася готовила обед и поглядывала на часы, прикидывая, когда муж вернется с репетиции, а сама тоже репетировала покаянную речь. Но муж не явился ни в семь, ни в восемь, ни в полдевятого…