Евгения Перова - Потому что люблю тебя

Когда наконец запиликал дверной звонок, Ася дошла до крайней степени волнения. Но за дверью оказался Савва, и Ася, увидев выражение его лица, вся побелела:

– Что? Сережа? Что с ним? В аварию попал? Он жив?

– Жив, жив, успокойся! Нет, не авария. Асенька, ты сядь. Вот водички выпей! Есть у тебя валокордин, что ли?

– В холодильнике…

Савва накапал ей валокордина, Ася послушно выпила.

– Савва, что случилось?

– Ася, ты соберись с силами. Потому что мало хорошего. Он уже уезжать собрался, а тут… В общем, ему какой-то дрянью в лицо плеснули.

– Какой… дрянью…

– Вроде бы кислотой. Но глаза целы, целы! И «Скорая» быстро приехала! – Савва с тревогой смотрел на Асю.

– Боже мой…

Она закрыла лицо руками. Потом встала:

– Я должна быть с ним. Ты отвезешь меня? Надо Вере Павловне позвонить.

– Уже едет, я звонил.

Почти всю дорогу Ася молчала, только раз сказала:

– А мы с ним как раз поссорились…

– Я знаю. Он говорил. Ася, ты зря его в чем-то подозреваешь, правда! Сережа тебе не изменяет.

– Да разве теперь это важно…

Все померкло перед случившейся бедой – Ася холодела, представляя, что должен чувствовать бедный Ёжа! А доктор сказал:

– Вашему мужу очень повезло!

– Повезло?! Как вы можете такое говорить?!

– Я объясню. Повезло, что это была кислота, а не щелочь. Повезло, что у него очень хорошая реакция, он сумел быстро увернуться, попало не так много, как могло бы. Глаза целы, нос цел, задеты только щека и шея. Еще повезло, что в толпе нашелся человек с медицинскими познаниями, который все сделал правильно – и очень кстати у кого-то оказалась с собой вода в бутылке. Он постарался смыть кислоту, потом делал ему массаж сердца – помог продержаться до приезда «Скорой».

– Зачем… массаж сердца?..

– У вашего мужа был болевой шок, сердце остановилось, поэтому он так долго был в реанимации. Мы его вытащили. Сердце у него хорошее, все будет в порядке.

– А что с лицом? Вы же знаете – он актер, для него это очень важно!

– Я знаю, кто такой Сергей Алымов. Мы сделали все, что могли. Пока. Надо будет посмотреть на результат. Возможно, понадобится еще пластическая операция. Даже наверно. Поражение относительно небольшое по площади, но достаточно сильное. В некоторых местах кислота проникла очень глубоко.

– Господи… Ему больно?

– Сейчас нет.

– Могу я увидеть его?

– Да, конечно. Но он пока без сознания.

Ася с тоской глядела на Сергея: пол-лица забинтовано, сам бледный до зелени, синяки под глазами, капельницы в венах… Бедный, бедный! Как он это перенесет?! Она поцеловала его в свободную от бинтов щеку – остро пахнуло какой-то медицинской химией, вытерла слезы и поехала домой, чтобы вернуться к Сереже завтра. Ася так боялась увидеть в глазах мужа отчаянье, но Сережа выглядел на удивление спокойным, даже улыбнулся ей уголком рта, потом поморщился.

– Больно?! – всполошилась Ася.

– Нет, – ответил он, еле двигая губами. – Я ж обезболивающим до ушей напичкан. Просто неудобно как-то. Губы, словно резиновые. Велели много не разговаривать. И тошнит все время. Дай мне попить!

Алымов долго пил клюквенный морс через трубочку, потом поднялся:

– Ты принесла пижаму? Помоги мне переодеться!

– Ёж, а тебе можно вставать-то?

– Ася, со мной все в полном порядке. Я вообще-то здоров, как бык. Давай!

Он с видимым облегчением переоделся, но потом улегся опять.

– Черт, голова кружится…

– Чего ты хочешь, ты ж только отошел от наркоза!

– Поганая штука, скажу тебе! Ну что, похож я на мумию? Прямо принц Египта!

– Сереженька…

– Ася, я все знаю, что случилось. Ты думала, я буду биться головой о стену, волосы рвать? Правда, и рвать-то нечего…

Ася только сейчас осознала, что Алымова обрили наголо.

– Ой, у тебя ухо так смешно торчит! Никогда не замечала, что ты лопоухий! Милый, я так рада, что ты мужественно это переносишь…

– Стараюсь. Вчера я, конечно…

– Что?

– Да не пугайся ты так! Ну, пережил несколько не самых лучших часов в своей жизни. Такая паника накатила. Подумал: вдруг я не смогу остаться в профессии?! Я другого-то ничего не умею! Как мы жить будем?

– Ёж, вот о чем ты сейчас думаешь? Тебе надо сначала поправиться!

– Ася, а о чем мне еще думать? Я же за вас отвечаю – за тебя и Ириску! В общем, я поразмышлял немного. Смотри: я же могу преподавать, правда? Какое-нибудь сценическое движение или еще что. Я, конечно, не пробовал, но почему бы и нет! Еще есть озвучка, да и мой английский может на что-то сгодиться, как ты думаешь?

– Я думаю, что люблю тебя! Можно поцелую?

– Нужно! Только ты осторожно, ладно?

Ася долго целовала его бледную щеку, лоб, закрытые глаза – из одного вдруг выкатилась слеза, и Ася поймала ее губами.

– Ты знаешь, о чем я больше всего сокрушаюсь?

– О чем?

– Что никого мне не показали – ни маму, ни отца, ни Сашу Синицкого. Вроде как клиническая смерть была, а толку никакого. Говорят, все видят коридор света, родных… А я, видно, недостоин.

– Ёж…

– Ася, да я же шучу, ну что ты?! Лучше скажи, как там Ириска?

– Хорошо. – Ася украдкой вытерла слезы. – Ее Вера Павловна сейчас пасет. Может, привезти к тебе?

– Нет, ни за что! Ася, не вздумай пугать ребенка!

– Этого ребенка ничего не испугается. Наша же дочь, ты что!

– Все равно не надо. Я просто боюсь думать, как она отреагирует на мою покореженную физиономию!

– Ёж, она маленькая, она все по-другому воспринимает. Я ее подготовлю, не волнуйся.

– А Дед как?

– Переживает! Хотел приехать. Можно?

– Дед пусть приедет. Увидит меня сначала в бинтах, потом легче перенесет. А тетка как сама захочет. Привези мне еще какой-нибудь одеколон, ладно? А то все время чувствую эту кислотную вонь.

– Да от тебя вовсе не пахнет кислотой!

– Я знаю! Это внутри меня. Противно очень.

– Хочешь, принесу тебе свои духи? Будешь нюхать, когда невмоготу. А то начнешь поливаться одеколоном, все сестры разбегутся.

Алымов усмехнулся:

– Ладно, давай духи. Даже лучше – тобой будет пахнуть.

– Ёж, а я ведь почувствовала, когда это случилось, представляешь?

– Правда?

– Так странно! Я суп варила. И вдруг резкая боль – там же, где у тебя: щека, шея. Я решила, что меня паром обожгло. Побежала в ванну, стала умываться холодной водой – и вдруг все прошло. Ни боли, ничего. Щека как щека, даже не красная. Это в начале седьмого было. Я на часы посматривала, тебя ждала.

– Да, в начале седьмого, верно! Я вышел после репетиции, а там уже народ толпится перед началом спектакля. Увидели – стали подходить за автографами. Потом шагнул к машине, и тут… Нет, не хочу вспоминать! – Стоило ему только закрыть глаза, как он видел эту склянку с кислотой, летящую прямо в лицо. Какое, к черту, мужество?!