Пейдж Тун - Тринадцать свадеб

Как же сложно рассказывать об этом.

— Я выглянула из-за органа и увидела своего отца со священником. Они целовались, — передергиваюсь, вспомнив это зрелище, и продолжаю рассказ шепотом, глядя сквозь Локи: — Я никогда раньше не видела, чтобы кто-то так целовался. Казалось, что они пожирают друг друга. Сейчас, прокручивая в памяти то, что я тогда увидела, я понимаю, что они просто страстно целовались, но мне было всего девять.

Я снова перевожу взгляд на Локи, но он никак не реагирует, а только внимательно слушает.

— Я не совсем поняла, что это было. Священник только недавно переехал в Южную Австралию. Он выглядел молодо — думаю, ему слегка перевалило за тридцать. Но он был очень милый, добрый, и все вроде любили его. Мне он нравился. И моему отцу, очевидно, тоже.

Сглатываю ком, а Локи гладит меня по щеке.

— Я не могу этого произнести. Не могу поставить рядом слова «секс» и «мой папа».

— Секс? — у Локи свободно вылетает это слово.

— Да. Не думаю, что они собирались заниматься этим у алтаря, но они стояли, крепко вцепившись друг в друга. Мне стало больно. — Я морщусь, вспомнив, как это было, хотя теперь я лучше понимаю происходившее. — А потом я заплакала.

И сейчас на глаза накатываются слезы.

Локи ласково проводит пальцем по моему подбородку.

— Они слышат меня. Они отпрянули друг от друга, и мой отец стремительно подходит к органу. Он никогда не выходил из себя, — шепчу я. — Ни разу. Даже когда мать называла его жалкой и отвратительной пародией на мужчину. Но, видя, что я там сижу, зная, что я знаю… — Я с шумом втягиваю воздух. — Он стащил меня со стула, я сильно ударилась о стену. Мне было очень больно, но он не остановился, — слезы бегут по моему лицу. — Он хлестал меня по щекам, приговаривая, что я маленькая глупая девочка. Он тряс меня, продолжая повторять, что я маленькая глупая девочка, и это продолжалось бесконечно. Но он рыдал. Я никогда не видела, чтобы он плакал. Священник оттянул его от меня, пытаясь удержать отца. Но мой отец только кричал, не останавливаясь: «Глупая маленькая девочка!» Священник пытался его успокоить, и я сбежала, как только представилась возможность. Но он поймал меня. Я была в ужасе .

— Бедняжка, — шепчет Локи.

— Он запер меня в темной ризнице, и я, честное слово, вообще не понимала, что он собирается со мной сделать. Я никогда не видела его таким — никогда. Я испугалась до смерти, — моя нижняя губа начинает дрожать. — Казалось, что прошла целая вечность, когда он наконец зашел в ризницу. Он был один. Он успокоился и так жалел о случившемся, но мне было до ужаса страшно. Он просил. Он умолял. Его терзали страшные муки, он рыдал, и всхлипывал, и просил не рассказывать матери. Я поклялась ему, что не расскажу. Я по-прежнему не понимала, что он делал со священником. Вся ситуация вводила в ступор. Теперь-то я понимаю.

— Что ты понимаешь? — мягко спрашивает Локи.

— Понимаю, что он был геем. Он гомосексуалист. Он не любил мою мать. Он женился на ней, потому что чувствовал, что он должен. Мать забеременела, потому что так принято, — отвечаю я. — Но на самом деле он просто боялся. Он должен был остаться с тем, кого любит, а нас отпустить с миром, раз он так ненавидел нас с матерью.

— Не думаю, что он ненавидел вас, — мягко проговаривает Локи.

— А впечатление было такое, будто всей душой ненавидит. После того дня он даже не мог смотреть на меня. Но я ни разу не проговорилась. Мать продолжала рыдать, а он не проронил ни слова в свою защиту. А потом поползли слухи. Я так понимаю, что они продолжили свои отношения, потому что после того, как я их застала вместе, священник задержался в городе еще на несколько месяцев, хотя ни разу со мной не заговаривал. В то воскресенье мама даже показала ему мой синяк, прямо на том месте в церкви, с которого я полетела к стене, а потом осела рядом с отцом. Она улыбалась и извинялась за мой вид, приговаривая, что я такая неуклюжая, что где-то разбилась. А он ни слова не вымолвил. Негодяй, — шиплю я. — Надо же, завести интрижку с женатым человеком.

Локи спокойно взирает на меня, а двоякий смысл моего высказывания явно не проскальзывает мимо его ушей.

— Тут совсем другое, — говорю я. — У него был ребенок. Я! А Алекс не был женат. Я бы никогда…

Я не хочу говорить об Алексе.

— Что случилось потом? — спрашивает он.

— Начали распространяться слухи. Закончилось тем, что счастливая — хоть и тихая — школьница, у которой было несколько друзей, осталась только с одной подругой Полли. Другие дети дразнили и травили меня, а отца поливали грязью. Менталитет маленького городка дал о себе знать, и они были беспощадны. Полли была моей единственной подругой, но даже она заставляла меня чувствовать себя так, будто я ей обязана и должна по гроб жизни. Я прошла через долгие годы душевных мук. Священник уехал, появился другой, и слухи разрослись до необъятных размеров. Насколько я знаю, отец никогда ни в чем не признавался. Но, без тени сомнения, мама знала. Она знала , — выделяю я последнее слово. — И она не разводилась с ним!

Как раз этого я никогда не смогу понять.

— Почему она не подала на развод? Зачем жить во вранье? Зачем заставлять себя страдать? Это был полнейший, несусветный фарс! — меня это ужасно злит. — Думаю, отец хотел развестись. Я слышала однажды, что он что-то такое бормотал, но мать никогда не дала бы ему этого сделать. Как-то раз, прямо перед своим отъездом, я спросила мать, почему она не разведется с ним, если из-за него она чувствует себя такой несчастной? Знаешь, что она сказала? Она ответила: «Мы венчались перед лицом Господа, мы навсегда связаны под его взором». Вот так шутка! — восклицаю я. — Они превратили брак в уродливую карикатуру. Они изначально не должны были жениться, не говоря уже о том, чтобы жить в браке. Они до сих пор не развелись! — возмущаюсь я, чувствуя подступающую истерику. — А он гомосексуалист! Мой отец — гей ! О чем, черт возьми, она думала?

— А ты спрашивала ее? — интересуется Локи.

Теперь мои губы действительно угрожающе дрожат. Качаю головой.

— Не могу, — громко шмыгаю носом. — Дело в том, что недавно я думала о том, что могла бы его простить — не то чтобы он когда-либо просил у меня прощения. Он не смотрел мне в глаза, когда я в последний раз была дома, даже теперь он не может смотреть на меня. Я ненавижу поездки домой, — с негодованием рассказываю я. — Любой ценой я избегаю этого, но мама играет на моей совести, чтобы я приехала. Не могу поверить, что на Рождество я вернусь туда. — Я растираю лицо руками.

Я почти склоняюсь к тому, чтобы остаться здесь и встретить Алекса, когда он вернется с медового месяца. Меня пронзает острая боль, когда я вспоминаю, что вчера он женился на Заре.