Райли Редгейт - 7 способов соврать

– Давайте в пьяную игру!

Я вздыхаю. Джунипер лучше бы не участвовать.

Я взбегаю по лестнице вдоль скругленной стены холла, которая обрамляет тяжелую люстру с золотыми висюльками, и иду к спальне родителей Джунипер. Толстый ковер под ногами приглушает мои шаги. На стенах – наградные плакетки, свидетельства побед Джунипер в музыкальных конкурсах: только первые места.

Я плечом открываю дверь. Спальня – двухуровневая комната с богатым интерьером. На облицованных панелями стенах – картины маслом. На втором этаже, куда ведет лестница из темного дуба, сияет зеркальный бар, огороженный перилами из такого же темного дерева. Я устремляю взгляд за перила и цепенею. У стойки стоит Мэтт. Моему изумлению нет предела, но по телу, как ни странно, разливается приятное тепло.

Я первой обретаю дар речи:

– Мэтт. Что ты здесь делаешь?

– Я… внизу очень шумно, вот я и… – объясняет он. – Не знаю. Никого из знакомых не встретил, как-то не по себе стало. А ты?

– За лимонадом пришла, – с запинкой отвечаю я. – Но я имела в виду, как тебя вообще сюда занесло? К Джунипер? – Я закрываю дверь. – Обычно я не вижу тебя на вечеринках. Никогда.

– Вообще-то я… – Он потирает затылок. Пока Мэтт подбирает слова, я взбегаю по лестнице и открываю маленький холодильник. – Я надеялся, что, может быть, встречу здесь тебя, – договаривает он.

– О-о. – Я поднимаю голову. – Что ж, тебе повезло.

Мэтт смеется. От смеха его рот кривится, отчего лицо у него становится глуповатым и эксцентричным.

Интересно, каково было бы поцеловаться с ним? Этот вопрос у меня возникает при виде многих парней – обычно мне просто любопытно, – но при мысли о том, что я целуюсь с Мэттом, у меня что-то екает внутри. И это странно, ведь он далеко не красавчик. Я целовалась с куда более симпатичными парнями. У них были привлекательное лицо и развитая мускулатура, они заставляли меня забыть, что мой рост – почти метр восемьдесят.

Мэтт пытается выглядеть равнодушным, но что-то в его лице заставляет меня трепетать. В его обществе я постоянно волнуюсь. Может, это из-за его манеры держаться: настороженно, осмотрительно. Может, из-за резкости черт и пронзительного, но в то же время застенчивого взгляда.

Я наклоняюсь и достаю из холодильника лимонад. В ряду изящных металлических приборов, что лежат на стойке, нахожу приспособление с заостренным концом и откупориваю бутылку.

– У Джунипер не дом, а прямо целый дворец, – замечает Мэтт.

– А то я не знаю. Одна эта комната богаче, чем весь мой дом.

Я делаю глоток лимонада. Сахаристо-душистая жидкость шипит и пенится на языке.

– Чем вообще ее предки занимаются?

– Мама сколько-то работала на Уолл-стрит, теперь руководит банком Паломы. А… чем отец занимается, не знаю, но он вечно в разъездах. Наверно, международный шпион. – Я прислоняюсь к барной стойке. – Итак, в чем дело? Зачем ты меня искал? – Я веду себя бойко и жеманно, надеясь, что для того парни обычно и домогаются девчонок на вечеринках.

Мэтт садится на один из табуретов у стойки.

– Просто я… вчера допустил ошибку. Не следовало мне говорить тебе про Лукаса. – У меня упало сердце: разумеется, дело в этом. – Я случайно об этом узнал, понимаешь? И должен был молчать. А он переживает… Ты ведь не сказала Клэр, нет?

У меня сдавило горло.

– Прости. Я сказала ей, что это секрет, но… да, я не могла от нее утаить.

– Черт. – Мэтт закрывает глаза. – Надеюсь, она будет молчать.

– Да ей и некому говорить. Клэр не опускается до сплетен.

Мэтт то складывает руки, то разнимает, снова складывает. Спускается по лестнице, останавливаясь перед причудливой репродукцией на стене:

– Блин, просто я… идиот.

– Это была ошибка. – А я только хуже сделала, сообщив Клэр , укоряет меня безжалостный внутренний голос. Я сажусь на перила и съезжаю вниз. Дерево скрипит. – Кстати, ты с ним поговорил?

– Да. Он не разозлился. Просто вид у него был такой… не знаю. Как будто с ужасом думал о том, что теперь его ждет. Что вполне логично. Но я на его месте отдубасил бы меня по первое число.

Мэтт падает в кресло возле перил, вытягивает ноги. Рубашка на нем чуть задирается, обнажая полоску голого живота над поясом джинсов, которая бросается мне в глаза.

– Давай я напишу Клэр и предупрежу, чтобы молчала, иначе припугну – отравлю ее собаку, – предлагаю я. – Нет, собаку ее я, конечно, не отравлю. У нее нет собаки. Так что отравить будет трудно.

По лицу Мэтта скользит тень улыбки, затем он снова покусывает губу. Кажется, он хочет что-то сказать, но не может.

– О чем думаешь? – наконец спрашивает он.

Я, как обычно, порываюсь ответить честно: Опусти рубашку, пожалуйста. Твой голый живот меня смущает. Извини за прямоту. Сам напросился.

Но с губ слетает только:

– М-м, ни о чем.

– Сомневаюсь.

– Да как ты смеешь ставить под сомнение мою честность?! – притворно возмущаюсь я.

Он улыбается мне по-настоящему, и я впадаю в ступор.

С ужасом осознаю, что влюбилась в него.

Нет. Только не это. Любовь портит жизнь и разрушает души. Влюбившись, ты либо рискуешь нарваться на безответное чувство, либо завязываешь серьезные отношения, а это уж совсем дикость.

– Давай-ка… м-м… – бормочу я, с трудом разжимая губы, – давай-ка уйдем из спальни родителей Джуни.

– Ты права, – соглашается он, вставая с кресла.

Я не двигаюсь с места. Он совсем рядом – в трех шагах? В четырех? Он так близко, но я все равно его не понимаю, зато прекрасно могу разглядеть каждую черточку. Кончик носа. Оттенок кожи. Пушок на подбородке. На секунду я представляю, как зарываюсь пальцами в его волосы.

Он не двигается, вероятно, ожидая от меня каких-то слов или действий, свойственных нормальному человеку. К сожалению, в данный момент я неспособна вести себя как нормальный человек. Меня хватает только на то, чтобы смотреть ему в глаза не мигая. Меня охватывает совершенно жуткое ощущение: ты понимаешь, что кто-то тебя рассматривает не отрываясь, что в данный момент ты для этого человека – центр вселенной.

Ладно бы еще он был мной увлечен, тогда я бы просто сказала: Слушай, как ты относишься к тому, чтобы меня поцеловать? Ситуация уж точно была бы менее неловкой, чем это нескончаемое молчание. Но голос мой как будто заглушили, и это само по себе странно, потому что легче успокоить взбесившегося носорога.

Я боюсь сказать что-то такое, что оттолкнет Мэтта.

Как я могла им увлечься? Просто ужас какой-то. Надеюсь, что те, кто изобрел эмоции, заморожены в девятом круге ада. Они это заслужили.

– Да, пойдем вниз, – быстро говорю я, бросаясь к выходу.

Я придерживаю дверь, пропуская Мэтта вперед, и, когда он проходит мимо, улавливаю его аромат. Сегодня от него не несет, как обычно, eau de ganja [49] Eau de ganja – зд.: марихуана (по аналогии с eau de cologne [одеколон]). . Сегодня от него пахнет чем-то старым и чуть сладковатым. Как потершаяся кожа и мед. Он идет, держа руки глубоко в обтрепанных карманах, а я думаю: каковы на ощупь кончики его указательных пальцев? А ладони у него шершавые или мягкие? И что он скажет, если я возьму его за руку?