Райли Редгейт - 7 способов соврать

он: давай отойдем куда-нибудь… м-м… в укромное место?

я, с улыбкой: хм, и что это за разговор? я могу тебе доверять?

(неужели я флиртую с валентином симмонсом?

сама эта мысль до того забавна, что я готова расплакаться,

вот-вот заплачу)

он:… доверять мне?

я: я тебе доверяю, это была шутка, не волнуйся, не волнуйся.

он: доверяешь? почему?

я: что? почему я тебе доверяю? ну… я вообще людям доверяю, если они разумны и приятны.

смех у него странный, будто кто-то щиплет гитарную струну, легкий тенор.

ты думаешь, я приятный человек?

я: ты мне показался приятным, когда мы болтали.

он: конечно.

я: так о чем ты хотел спросить?..

он нервничает, переминается с ноги на ногу, его губы приоткрываются. ладно , говорит он, это … и он издает смешок, который быстро затихает, берет бокал, наполняет его спрайтом, залпом осушает, и взгляд его тускнеет, смягчается, складка упрямого рта теряет жесткость, а я пытливо смотрю на него.

он: я пытаюсь придумать, как спросить у тебя…

дэвид…

это я делаю признание.

это я рассказываю валентину, подожди, постой, нужно… в ванную, я сейчас.

это я украдкой пробираюсь в гостевую спальню, в темное потайное местечко,

открываю шкафчик, роюсь в нем в поисках спрятанного спиртного

(бутылки, что будет стынуть, потеть и пыхтеть в моей руке).

три раза поворачиваю крышку,

два прошибающих глотка прямо из горла и затем

нажим на клавишу быстрого набора,

всего один раз.

два гудка, щелчок и он на связи (так легко. очень легко).

Я… Джунипер? Что с тобой? Почему ты звонишь? Что случилось?

его тихий голос как теплое солнце, выглянувшее после череды холодных мрачных дней.

помнится, до того, как наша любовь увязла в муках,

я видела будущее, размеченное дорожными знаками,

что ослепительно сверкали по обочинам шоссе.

помнится, если настраивала его на лирический лад,

он говорил как бог.

я лежу на кровати, делаю еще глоток обжигающе холодной жидкости

и представляю на пустом пространстве его тело.

голова лениво вертится из стороны в сторону,

как подвесная абстрактная структура,

мозг подпрыгивает в двух футах над этим телом.

состояние сонное. дэвид… дэвид

Наконец-то. Поговори со мной. Все хорошо?

ты дома? – спрашиваю я.

Да. (пауза) Зачем звонишь?

мне не следует говорить: я скучаю по тебе. скучаю.

(пауза) ты пьешь.

извини. хотя, по-моему, извинение неуместно.

Ох, Джун.

что?

(пауза) не садись за руль.

дэвид, я никогда не говорила. я поворачиваюсь на бок. я знаю, что у тебя, естественно, были причины…

Да…

я перебиваю его. (мои слова похожи на слова? я чувствую, как они кренятся, шатаются, падают.) я не могу допустить, чтобы тебя… чтобы тебя судили за мои решения…

он вздыхает. Судить меня за твои решения никто не собирается. Меня будут судить за мои.

да знаю, знаю, я все это читала, все статьи, но в конечном итоге у меня такое чувство… дэвид, я вполне способна принимать собственные решения…

Не сомневаюсь, но…

наконец из меня выплескивается: и это я выбрала тебя, ты меня к тому не принуждал, и я до сих пор каждый день тебя выбираю, с каждым своим вздохом, может, это и неверный выбор, но ты по-прежнему мой, мой.

Джун, так не должно…

ты мне нужен. (нужен целый и невредимый, я готова рисковать чем угодно, только не тобой.

как ты не понимаешь?)

темнота, словно целебный бальзам, смягчает головную боль.

его молчание жжет, как огонь.

Не говори так, прошу тебя, слышу я его надсадный, надрывный голос. Мне это больно слышать.

дэвид, прости, прости, не оставляй, не бросай меня, умоляю. я люблю тебя, скажи, что я тебе по-прежнему желанна, скажи, что ты…

Джунипер, ты сама не своя. Ты меня пугаешь. У тебя под рукой есть вода? Рядом с тобой есть люди?

дэвид…

зубы вонзились в губу, привкус крови во рту, нетерпение жилистыми пальцами стискивает горло.

(мне нужно знать, что ты мой, единственный, несравненный).

я сажусь, и мир переворачивается вверх тормашками.

приди ко мне. я хочу тебя видеть, прямо сейчас.

Не могу.

умоляю.

я жду…

( моя голова … чтоб ей пусто было.)

а потом…

нет, не он отвечает.

тук. тук. тук.

Кто-то пришел? – спрашивает он.

нет…

(нужно запереть дверь, запереться ото всех,

чтобы никто не проник в это мое убежище.)

я встаю слишком резко, голова кружится,

горло натягивается,

закупоривается,

рвотные спазмы.

Джунипер! Джунипер!

(стук продолжается…)

пытаюсь сдвинуться с места, добраться до двери…

бутылка падает на ковер.

(куда подевались мои ноги?)

я поднимаюсь, в темноте нащупываю дверную ручку, я…

хаос.

я

( щелк – замок закрыт)

врезаюсь в дверь.

я получила ответ?

очнись, джунипер…

(где-то слышится его голос,

он кричит, зовет меня.

какая сладкая колыбельная.

баю-

бай.)

К 11:45 огни в доме погасли, кто-то включил на всю громкость мощную акустическую систему Джунипер. В центре так называемой дискотечной комнаты – настоящее столпотворение. А деревянный пол там до того скользкий, что за последние десять минут на моих глазах свалились пять человек. Глядя на это бесиво, я решаю, что пора убираться домой.

Где-то в толпе раздаются пять-шесть возгласов протеста. Кто-то воскликнул:

– Ну вот, лужу наделал!

Толпа расступается, и я вижу на полу огромную пенящуюся лужу пива. «Все, с меня хватит», – думаю я. Но, поворачиваясь к выходу, плечом врезаюсь в Оливию, и мой план быстренько смыться летит ко всем чертям. При столкновении спортивная сумка соскальзывает с плеча Оливии и падает на пол. Из нее выкатывается бутылочка с раствором для контактных линз.

– Черт, моя вина, – говорю я, наклоняясь, чтобы подобрать ее вещи.

– Мы с тобой то и дело сталкиваемся, – с улыбкой замечает она.

Густо краснея, я отдаю ей сумку и лепечу:

– Ты… м-м… Э-э-э… ты здесь с ночевкой?

– Да. Сумку дома забыла, а сестра привезла. – Я смотрю по сторонам, ожидая, что где-то рядом вот-вот возникнет Кэт Скотт.

– Она не остается, – добавляет Оливия. – Сейчас в ванной, а потом уедет. – Оливия устремляет взгляд в комнату за моей спиной. – Черт, а вот это уже плохо.

– Не то слово, – соглашаюсь я.

– Боже, – морщится она, – надо найти Джунипер. Ее родители на годовщину свадьбы поехали на концерт в Канзас-Сити, вернуться должны где-то в час. Я ведь ее предупреждала, что трудно будет выпроводить народ в полночь.