Фиона Вуд - Дикая жизнь

– Как думаешь, Бен жалеет, что так вышло? Или просто не вспоминает? – спрашиваю я.

– Вспоминает. Тебе просто надо остаться с ним наедине.

На следующий день после ужина Холли подсаживается за столик Бена поболтать. В руках у нее посудное полотенце – знак, что она на дежурстве, и это весь ее вклад в вахту «Камбуз» на сегодня. Я поглядываю на них, стараясь делать это незаметно, и соображаю, годятся ли бумажные салфетки для компоста. Кажется, об этом что-то говорили…

Майкл приносит тарелку и поворачивается следом за мной, выясняя, куда я смотрю.

– Она говорит с ним обо мне, – поясняю я, забирая у него тарелку.

– Никогда не слышал, чтобы она говорила хоть о ком-нибудь, кроме самой себя.

– До цинизма ты еще не дорос.

Вернувшись в корпус, Холли отчитывается: Бену я нравлюсь. Она так и пышет волнением. А мне все равно не верится.

– Что ты ему наговорила, чтобы вытянуть из него такое?

– Просто сказала: он тебе нравится.

– Но ведь это значит, что ты буквально вынудила его на ответные чувства.

– Вынудила – Бена Капальди? Ты серьезно?

– Я тебе вообще-то не разрешала. Я сама еще не знаю, нравится он мне или нет, – я чищу зубы и от возмущения пачкаю пеной пижамную кофту.

– Конечно, нравится, – у Холли довольный вид, но тут она замечает, что на нас обратила внимание Лу, до недавнего времени что-то писавшая на кровати. – Чего уставилась?

– На тебя смотрю.

– Даже не мечтай.

– Ты тоже, – говорит Лу. Вид у нее скучающий, а не испуганный и не смущенный.

– Не обращай внимания, – говорю я ей. – Просто она вот такая.

Холли третирует всех новеньких, для них у нее действует презумпция неприязни. Пусть сначала докажут, что их есть за что любить. Попрыгают через невидимые обручи.

– Да, я заметила, – отзывается Лу. Она невозмутимо опускает голову и продолжает писать.

– Кто что выбрал для сочинения по мифам? – спрашивает Энни.

– Без понятия, – бубнит Холли.

– Икара, – это я.

– Персефону, – это Лу.

– А я собиралась писать про Минотавра, а потом вспомнила динозавра, и не могу решить, которого из них взять, – объявляет Энни и грызет зеленую резиновую вставку карандаша.

На минуту становится очень тихо: мы не верим своим ушам. Холли подводит итог ухмылочкой.

– Вот только они не из мифов, – говорит Лу.

– Ну ладно, из мифо логии , – соглашается Энни с таким видом, будто Лу придирается или вдается в тонкости. – Без разницы.

– Она считает, что они были на самом деле, дебилка, – вмешивается Холли.

– Очень смешно, – фыркает Энни.

– Ты что, не помнишь – эволюция, и все такое? – спрашиваю я.

– Так то обезьяны, глупая!

– А как же экскурсии в музей, все эти кости? – возражает Элайза. – Нет, ну ты вспомни.

– Так это воссозданные мифические существа , – с преувеличенным терпением втолковывает Энни. – А вы что думали, дурочки? Что «Парк юрского периода» был на самом деле? Очнитесь и посмотрите правде в глаза.

Она так возмущена, что все взрываются. Мы буквально заходимся от хохота. Даже Лу улыбается, хоть и еле-еле.

Энни продолжает негодовать:

– Ну что? Что тут смешного? Говорят, башню срывает только на четвертой неделе… ну чего вы? – И тут ее тоже разбирает смех. – Что такое? И у меня крыша поехала?

Каждый раз, когда мы умолкаем, смех снова прорывается наружу, и мы опять ржем.

Нет ничего лучше здорового смеха, когда надо на время отвлечься от догадок насчет Бена.

понедельник, 15 октября

Моя первая почта – письма от Дэна, Эстель и Джейни. Бесценно. Я пообещала Джейни, что сниму здесь фильм, который ее рассмешит. Рехнулась? Но я уже решила, о чем он будет, этот фильм. Выбрала тему. Убью одним выстрелом двух зайцев. Только снимать придется долго, так что надо начать пораньше.

Холли заметила на моих письмах французские марки, и в ней взыграло любопытство. Но я ей ничего не скажу, не дождется.

Судя по письму Дэна, у него все в порядке. Вдобавок Эстель не спускает с него глаз ради меня (и ради самой себя), и сообщает, что во французской семье, в которой живет Дэн, есть не только Анри, но и трое его младших братьев и сестер, так что Дэн попал в самую гущу семейных дел – как раз то, что надо. Мать Анри он поразил тем, что разбирается в еде и немного умеет готовить. А Анри устраивает себе пробежки, как Дэн. В общем, вздыхаю с облегчением и успокаиваюсь.

Он спрашивает, как обычно проходит здесь день, и я пишу в ответ.

Дорогой Дэн,

вот типичный день из жизни мятежных узников:

7:00 Пробуждение, стон, душ, одежда.

7:30 Завтрак.

8:30 Проверка корпуса. Унижения. Замечания, напоминания, предупреждения.

9:00 Первый урок. В напоминание о том, что это уникальный семестр школьной жизни (и о том, что учителей здесь не то чтобы очень много), предметы преподают в странном виде: например, как «Мифы, язык, перспективы» – это что-то вроде истории-драмы-английского. Это называется ИУМ – интегрированные учебные модули.

11:00 «Одиннадцатка» – то есть легкий второй завтрак: кексы, пирожки, фрукты. Без балды. (Название вымышленное – как и «семерка», а это уже форма наказания, лишняя работа, которую приходится делать – ну да, правильно, в семь утра).

11:15 Второй урок.

12:30 Обед.

13:45 Третий урок.

15:00 Четвертый урок.

16:15 Пробежки/работа.

18:00 Ужин.

19:00 Подготовка к урокам под надзором (домашка).

20:15 Обратно в корпус. «Блокировка» – это когда наши электронные карточки-пропуска благополучно вставлены в прорезь справа от входной двери. Перепалки, перекусы, музыка, пение, жалобы, остатки домашки, чтение.

21:30 Отбой, гасим свет. Все, больше никаких разговоров.

Наши выходные – по вторникам и средам – отведены для мероприятий на свежем воздухе: групповых турпоходов с ночевкой, одиночных пеших походов, длинных пробежек, работы пчелками – иначе говоря, снова каторжного труда, и времени (краткого) для занятий живописью и музыкой.

Скучаю по вас безумно.

Хоть нам и не полагается оставаться наедине, это запросто можно устроить, и проще всего это сделать – когда наступает официальное время пробежки после уроков (перед ужином). Бегать можно по двое, а заниматься ходьбой – по трое. Потому что ходьба предполагает, что уходишь ты дальше от лагеря. Логика на случай худшего сценария из возможных такова: один получает травму, второй остается с ним, третий бежит за подмогой. Но все это понадобится, только если случилось еще одно самое худшее – потерялся или сломался спутниковый телефон.

Для того чтобы побыть наедине, нужны напарники, готовые ненадолго исчезнуть. Со мной Холли, она крепко хлопает меня по спине между лопатками. На нынешней стадии моих отношений она взяла на себя роль мамаши. Решительная – это еще мягко сказано, и она наверняка потом потребует подробностей.