Наталия Миронина - В ожидании Синдбада

– Да, но иногда так жаль, что я ничего о нем не слышала. Я не хотела бы его увидеть – просто знать, что он где-то живет, этого мне было бы достаточно. Одним словом, обычное бабство – сама не знаю, что думать, чего желать.

Шевцова промолчала. Чем она могла помочь подруге?!

– Ладно, в конце концов, так уж сложилось! – наконец сказала Наташа.

– Да, и, может, это к лучшему, – поддакнула Ника.

Она действительно приучила себя думать обо всем случившемся как об истории из книжки. Она привыкла думать, что нет адреса, телефона, нет таинственного знака, слова, которые вернули бы ей Егора. Ника привыкла считать, что дверь закрыта и ключи утеряны. И если вдруг окажется, что есть возможность встретиться, то неизвестно, как она себя поведет, что скажет и вообще захочет ли увидеть.

– Ты о чем думаешь? Давай кофейку! – затормошила Шевцова.

– Давай кофейку. Я задумалась о прошлом.

– Я же всегда говорю, что без прошлого – никуда, – невозмутимо ответила Шевцова.

– Но с ним же нельзя жить. Это же вечная мысленная работа над ошибками! – взмолилась Ника, а Шевцова пригляделась к подруге и поняла, что все разговоры о забытом прошлом не что иное, как вранье. Обычное человеческое вранье, которым кормят прежде всего себя.

Наташа почти все знала о жизни подруги. Она знала про замужество и развод. Про бурные и порой несчастливые романы, которые пришли на смену семейной жизни. Она знала, что были мужчины, влюбленные в подругу почти по-сумасшедшему, но Ника даже не смотрела в их сторону. Наташа видела, что Ника приобрела зрелую красоту и уверенность, но никак не могла приобрести счастье. «Бедная. Такая умная, хорошая, очаровательная. Поклонники, романы, свидания, но ничего из этого не выходит! Бедная Ника! Где это ее счастье заблудилось?!» – вдруг с жалостью подумала Шевцова.

– А ты знаешь, наша Анька теперь большим начальником стала, – Наташа перевела разговор. Она понимала, что, если Ника захочет, она еще вернется к разговору о Бестужеве, а пока лучше поговорить о том, что интересно, но не так болезненно.

– И где же она начальствует? – Ника приготовилась слушать последние новости.

Будильник слабо тренькнул и затих. Ника проснулась, но глаза не стала открывать. Ей казалось, что она только-только прилегла. «Чуть-чуть бы еще, полчасика», – подумала Ника и почувствовала, как по ногам прошелся холодок, потом скрипнула дверь, потом раздался топот босых ног и Наташин голос воскликнул:

– Проспали! Ты опоздаешь на поезд!

Ника очнулась и вскочила на ноги.

– Ты понимаешь, проспали! Не успеем, даже если сейчас прямо выехать! А еще собраться надо тебе, а еще пробки! Ты можешь сдать билет? На следующем уехать? – Наталья теперь кричала из глубины квартиры. Оттуда же послышались звуки падающих предметов и чертыханье.

– Не могу! Я не могу ничего переносить! Кошмар! – ужаснулась произошедшему Ника.

Она не могла опоздать. Она не могла сдать билет и поехать следующим «Сапсаном». В Петербурге сразу же с вокзала она должна была ехать на совещание и, более того, выступать там! Ника не могла перенести отъезд даже на минуту.

– Так – я в ванную. Без завтрака. Буду готова через десять минут! Выезжаем ровно через десять минут!

Не слушая ответа Шевцовой, Ника помчалась приводить себя в порядок.

«Господи, да мы же легли в пять! Немудрено, что проспали!» – думала она, растирая себя полотенцем, запаковывая зубную щетку и пытаясь накрутить челку. Челка шипела мокрыми кончиками, не завивалась, зубная щетка испачкала футляр, а отлакированный накануне ноготь Ника сломала, когда пыталась запихнуть крем в косметичку. Из душа она выскочила ровно через семь минут.

– Я готова! – отрапортовала Шевцова. Она стояла в своих кроссовках и спортивных штанах у двери.

– Отлично! – Ника на ходу застегнула блузку, подхватила дорогой чемодан, сумку, и они поспешили вниз.

– Успеем? – спросила Ника через десять минут.

– Успеем, если обгоним всю эту вереницу! – ответила Шевцова и надавила на газ.

Больше они не произнесли ни слова.

– Девушка, надо выходить вовремя! – заметил сотрудник РЖД, проверяющий чемоданы при входе на перрон.

– Мы вышли. Но и другие, представляете, тоже, – улыбнулась Ника.

– Надо заранее выходить. Вам повезло. У вас есть три минуты.

– Это очень много, поверьте, – ответила Ника. Она повернулась к стеклянной стене и махнула рукой. Там стояла Шевцова, которая с какой-то жалостью смотрела на Нику. «Господи, сделай для нее доброе дело!» – подумала подруга и тайком перекрестила Нику. Как бы их жизни ни складывались, куда бы их ни занесло, что бы ни происходило с ними, та давняя дружба оказывалась крепче и надежнее всего. И очень хотелось, чтобы так оно и было дальше.

А Ника, добежавшая до своего вагона, получившая от проводницы укоризненный взгляд, а от соседа доброжелательную улыбку, вдруг поняла, что она что-то забыла. «Что бы это могло быть?» – думала Ника, глядя в окно. Но замелькавший за окном город мешал сосредоточиться.

От Московского вокзала до Литейного, 42, где в сером дворце, который когда-то принадлежал княгине Зинаиде Юсуповой, а сейчас в роскошных интерьерах приютилось несколько уважаемых учреждений, было двадцать минут быстрой ходьбы. За эти двадцать минут Ника попала под проливной дождь, ее сбил с ног шквалистый ветер, внезапный снег облепил зонт, а вынырнувшее из низкой тучи солнце ослепило и заставило зажмуриться. «Я не понимаю, почему чаще всего ты ездишь в Питер?! Там же – климат!» – вспомнила Ника слова матери. О, да, климат! И с таким норовом, что приспособиться к нему невозможно. Но, кроме климата, здесь имелось еще что-то, что не поддавалось исчислению и определениям. И это что-то сейчас заставило Нику взглянуть на беспокойное небо и улыбнуться. Это «что-то» пробрало до дрожи и наполнило душу счастьем. Ника лавировала между мокрыми островками апрельского снега, пыталась смахнуть капли с челки и чувствовала себя на седьмом небе. Ей предстояло несколько замечательных дней. Она любила свою работу, она с удовольствием встретится с коллегами, которых знала уже достаточно давно и с которыми были уже дружеские отношения. Она любила эти улицы и сегодня вечером пойдет по ним, невзирая на тучи и ветер. Она любила здешние книжные магазины и уже составила список того, что обязательно найдет здесь. А еще ее ждет знаменитое пирожное «буше», которое она съест в не менее знаменитой кондитерской на Невском. «Жизнь – удалась, когда ты в Питере!» – сказала она сама себе и втащила чемодан на крыльцо юсуповского дворца.

– Ника Анатольевна, ваше выступление через пятнадцать минут! – Устроители семинара, посвященного проблемам хранения музейных единиц, встретили ее радостно. Одинцова умела выступать. Ее манера, всегда элегантный внешний вид, ее острые суждения и нетривиальные ораторские ходы придавали мероприятию и блеск, и вес. О том, что сказала директор маленького музея из города Славска, обязательно упомянут в средствах массовой информации, а значит, и о мероприятии будут говорить. Более того, кто бы ни интересовался мероприятием, организаторы всегда порекомендуют обратиться к Одинцовой. «Ее имидж играет на руку музейному делу» – так однажды определили ситуацию с ее популярностью в узких профессиональных кругах.