Наталия Миронина - В ожидании Синдбада

– Я готова, вот только… нельзя ли мне уединиться на минут пять-семь, привести в порядок себя хочу, – Ника указала на мокрую челку.

– О, да, – ответили ей и провели в маленькую комнату с зеркалом и множеством розеток. Ника привычным жестом сунула руку в чемодан, туда, где должны лежать фен и щипцы, но вместо этого достала пакет с тапочками. Только перевернув весь чемодан, она поняла, что забыла в Москве в квартире Наташи Шевцовой. «Ну, что ж… Либо надо купить завтра же новый фен и щипцы, либо надо поменять прическу». Ника не позволила себе расстроиться из-за такого события. В конце концов, главное, что она будет говорить, а не какая у нее прическа.

– Вы готовы? – За ней зашли, чтобы проводить на сцену.

– Готова, – ответила Ника и провела рукой по гладко зачесанным и обильно сбрызнутым лаком волосам.

– Вы прекрасно выглядите, – несколько удивленно ответили ей.

В отель она попала только под вечер. Ее выступление приняли очень хорошо, долго хлопали, но, что самое главное, задавали множество вопросов. Ника давно поняла, что ценность и важность сообщения определяется не восторгами, а недоумением. Именно удивление, неприятие и желание разобраться делают сообщение популярным и запоминающимся. Поэтому она сегодня начала с того, что шокировала присутствующих признанием:

– В нашем музее пропало два экспоната.

Насладившись секундной тишиной и последующим ропотом, Ника перешла к изложению собственного взгляда на принципы описания редкостей. Слушали ее внимательно, не отвлекаясь на тихие переговоры, и Ника знала, почему такое внимание. Все боялись пропустить продолжение истории о пропавших предметах. Еще бы – директор музея признается в таком! Но Ника закончила доклад, так и не вернувшись к тому, с чего начала. А потому после доклада еще минут двадцать ее не отпускали с трибуны – вопросы сыпались один за другим.

– Так куда же делись экспонаты?! – спрашивали с мест.

– Их неправильно описали. Вы же знаете, в нашем деле точность и учет – самое главное.

Когда стемнело, Ника выбралась на Литейный. Апрельский холодный вечер согревался фарами машин и яркими окнами кафе. Ника поборолась с искушением зайти поужинать. «Нет, так не годится, – одернула она себя, – до отеля минут пять ходьбы – приведу себя в порядок, развешу вещи, тогда можно и поесть».

До гостиницы, в которой она останавливалась уже второй раз, было рукой подать. Администратор ее встретила улыбкой – Нику всегда запоминали.

– Как хорошо, что вы снова к нам. И в мою смену, – сказала девушка.

– Я тоже очень рада. – Получив ключ, Ника пошла к лифту.

Отель был забавным. Видимо, когда-то в этом здании находился закрытый институт – архитектура на это намекала. В семидесятые годы двадцатого века такое любили строить для радиоэлектронной промышленности – фасад из белого туфа, с большими плоскостями, прямыми углами, большими окнами-витринами. Внутри здание поделено лабиринтами-коридорами на отсеки, закуты, углы, лестничные марши и комнаты без окон. Четыре лифта находились на разных уровнях. Лестницы умудрялись миновать следующий этаж, «перепрыгивая» через один. Ника в первый раз бродила минут десять, и ее путь закончился опять у стойки администратора.

– У вас что-то не так в номере? – участливо обратились к ней.

– Не могу сказать. Я еще его не видела. И у меня складывается впечатление, что такой комнаты в этом здании нет.

За стойкой рассмеялись:

– Ой, что вы! Все так легко! Вам надо сначала подняться на лифте, а потом пересесть в другой и спуститься.

– Всего-то, – саркастически заметила Ника.

Впрочем, через два дня она, как тот самый мальчик-с-пальчик, который оставлял блинчики на дороге, чтобы не заблудиться, пометила фикусы у лифтов и уже не путалась.

Несмотря на внутреннюю бестолковость заведения, Ника опять поселилась здесь. Причин было две. Первая – отличные номера. Большие, просторные, с мягким ковровым покрытием и хорошей удобной мебелью. Помимо обязательной широкой кровати с тумбочками и лампами, помимо добротного письменного стола с удобнейшим деревянным креслом, там еще стояли диван с подставкой для ног, огромный шкаф, бельевой шкаф и утюг на гладильной доске в приятном двухкомнатном санузле. Это даже не номер – это скорее маленькая квартира-студия, в которой имелось все необходимое. Телевизор и электрический чайник, которые тоже были в наличии, Ника за удобство не считала. Она вполне могла обойтись и без них. Завтраки здесь подавали обильные и невкусные. С поваром отелю явно не повезло, это Нику огорчало – в поездках она любила вкусно и неторопливо поесть. Но делать нечего, и она ограничивалась кофе и йогуртом с мюслями.

Сейчас, разложив вещи, еще раз тщательно обыскав все укромные места чемодана и сумки, Ника все же расстроилась, не было ни фена-щетки, ни щипцов. Перспектива ходить с растрепанными от питерского ветра прямыми волосами ее не радовала. Ника привыкла, что в поездке она выглядит хорошо. «Ну, что ж. Придется раскошелиться. И купить хотя бы что-то одно. Все равно это надо будет делать дома. Не поеду же я в Москву к Наташе за феном?!» Ника понимала, что придется потратиться. Ей не было жаль денег, и к такого рода «катастрофам» она относилась философски. Но она не любила, когда нарушался привычный ход событий, когда возникали неудобства и когда приходилось выходить за рамки бюджета. А бюджет был скромным. Командировочные она выписывала себе минимальные. Немного брала из сэкономленных для таких случаев денег. Вот, собственно, и все. Иногда мама ей в карман украдкой совала сто долларов, но Ника никогда их не тратила. Она аккуратно их привозила назад – знала, что Калерия Петровна отложила себе немного денег на всякие «экстренные» случаи.

– Мам, да как-то обошлась, – говорила Ника, возвращаясь домой, – вот, возьми. Может, в следующий раз.

Ника не хотела обижать мать, она понимала, что той важно посильное участие в жизни дочери.

Сейчас, чтобы как-то успокоиться, она перегладила все свои наряды, развесила их в шкафу, приготовила туфли, сапоги, предусмотрительно положенные в чемодан. Затем легла на кровать и стала грызть яблоко, положенное мамой в чемодан. За окном стемнело, крыша соседнего дома выступала зубцами старых печных труб, словно крепостная стена. Нике вдруг стало грустно. «Неужели из-за фена?! – удивилась она про себя и тут же ответила себе: – И из-за фена – тоже». Она отложила недоеденное яблоко на тумбочку, перевернулась со спины на бок и зарылась лицом в подушку. Ей стало очень грустно, что сущая ерунда, мелочь может так все испортить. Она пыталась уговорить себя, что такая поездка, такой город – это то, о чем она мечтала, к чему готовилась, и глупо кукситься из-за ерунды. Но предстоящая трата и последующая экономия почему-то ужасно оскорбляли ее. Ника вдруг захотела много денег и свободы, которую они дают. Она тут же устыдилась своих мыслей, испугалась и в конце концов расплакалась. Как она заснула, она не помнила.