Вера Колочкова - Любовь не помнит зла

Натянув на себя одежду, она приоткрыла дверь гостевой комнаты, на цыпочках прошла по коридору. Вот и гостиная. Та самая. И диван стоит на том же месте, напротив огромного плазменного экрана телевизора. Постояв около дивана, Леся закрыла глаза. Странное чувство овладело ею, будто жившее внутри воспоминание потребовало дополнительного самоистязания. Как будто мало оно истязало ее все эти годы. Жило в ней изо дня в день, руководило поступками, давило на плечи, пригибая все ниже и ниже. Как все это было? Надо вспомнить заново.

Она пришла, села на диван. Игорь пошел принести ей воды. А потом телевизор включили. Вот этот самый. Сначала кадры популярной телепередачи пошли, а потом… Потом…

Нет. Не так все было. Надо вернуться туда, к самому началу. Она тогда пошла Валентину искать. Поднялась по лестнице и пошла, пошла прямо по коридору.

Медленно встав с дивана, Леся сомнамбулой дошла до лестницы, поставила ногу на первую ступеньку. Вот так. Потом на вторую. Дальше. За округлой площадкой сразу коридор начинался. Вот, вот это место! Около двери в хозяйскую спальню. Именно из этой двери Командор вышел ей навстречу.

— Кто там? Это ты, Андрей? — вздрогнула она от тихого голоса, громом раздавшегося в коридорной тишине.

Боже, а дверь-то в спальню приоткрыта! От ужаса Леся дернулась, собираясь бежать, но ноги будто приросли к месту.

— Нет, это не Андрей. Это я, Леся, — проговорила она дрожащим голосом. — Вы почему не спите? Вам плохо?

— Нет. Мне нормально, Лесь. Ты зайди, не бойся. Я все равно не сплю. У меня бессонница.

Леся робко шагнула за порог, постояла, вглядываясь в предрассветную зыбкость, ползущую в комнату из большого окна.

— Заходи, заходи, не бойся. Ты вовремя пришла. Если бы не пришла, я через минуту бы умер.

— Так вам все-таки плохо? — Леся повернула голову на грустный, звучащий вялым шуршанием голос Командора. — Давайте я Андрея разбужу.

— Нет. Не надо. В смысле физики я ничего, нормально себя чувствую. Я о другой смерти говорю.

Он полусидел-полулежал на одной половине огромной кровати, навалившись спиной на подушки. Одеяло закрывало его по пояс, руки лежали вдоль тела. А голова была повернута чуть влево, к окну.

— Узнаешь место, Леся? Это та самая спальня. Да ты наверняка помнишь, что я с тобой тогда сотворил.

— Не надо. Прошу вас. Пожалуйста.

— А вон там, на комоде, камера стояла, — словно не слыша ее, продолжил Командор своим вяло шуршащим, почти мертвым голосом. — Я ее вон той статуэткой прикрыл. Золотым амурчиком. Видишь? А на постели — ты, дрожащая, перепуганная, сломленная.

— Не надо. Хватит. Прекратите. Я прошу вас, замолчите немедленно! — хриплым надсадным шепотом прокричала Леся и то ли разрыдалась, то ли закашлялась, прижав ладони к лицу. — Зачем, зачем вы?

— Не знаю, зачем, Лесь. Нет, вообще-то я знаю, конечно. Я понял, я давно понял. Просто не хотел сам себе в этом признаться. Он прав, он прав! Такое нельзя простить. Никогда. Он прав! Он совершенно правильно все сделал, мой сын. Вы утром уедете, а я больше никогда… Вот утром я и умру. Когда вы уедете.

— Не… Не говорите так.

— Ты не плачь, Леся. Ты прости меня. Хотя о чем я? Какое, к черту, прощение? Такого действительно не прощают. Ты береги его, ладно? Он молодец, он все правильно сделал. Ты по всем статьям отомщена, девочка.

— Да не надо мне никакого отмщения! Зачем оно мне?.. Мне… простить вас легче, чем получить это ваше дурацкое отмщение! Я… Я прощаю вас! Прощаю! Вы меня слышите? Я прощаю вас!

Она снова прижала ладони к лицу, заплакала уже по-настоящему, чувствуя под пальцами горячие слезы. Казалось ей, что пространство комнаты заходило вокруг ходуном, будто возмущаясь неожиданно вырвавшимися словами о прощении. И правда — почему? Почему она это сказала — прощаю? Не думала, не гадала, не собиралась — само по себе вырвалось. И даже досады на душе никакой не было. Одни сладкие слезы бегут и бегут, и в голове стучит сильно, так сильно, будто бьет ее что-то изнутри. Бьет, бьет…

Леся вдруг вздохнула глубоко и свободно, будто вынырнула из-под толстого слоя воды. Потом еще раз вздохнула, отняла руки от лица, огляделась. Странное у нее появилось ощущение, будто она подпрыгнула высоко и парила под потолком спальни. Будто вылетела из толстой ореховой скорлупы и парила. Тяжелый последний всхлип толкнулся в грудную клетку, и она снова вдохнула в себя воздух коротко и отрывисто и замерла, прислушиваясь к себе.

Командор глядел на нее с усталой грустью, улыбался незнакомой благодарною улыбкой. Лицо его было бледно, виски впали, блестели нездоровой испариной. Леся остановила на нем взгляд, смотрела долго, потом произнесла удивленно:

— А я вас больше совсем не боюсь, Командор.

— Я больше не Командор, Леся. Зови меня Андреем Васильевичем.

— Да какая разница. Все равно не боюсь.

— Что ж, это хорошо. Это и правильно. Теперь я тебя боюсь.

— Меня? Почему?

— Ну, вдруг ты передумаешь с… прощением.

— Нет. Я не передумаю. А хотите… хотите, я вам первому скажу? Чтоб вы не сомневались?

— Ну, скажи…

— Вы скоро дедушкой будете! Не скоро, конечно. Может, к ноябрьским праздникам. У вас внук будет. Или внучка.

Кадык дернулся на его небритой шее, глаза закрылись, губы задрожали то ли в плаче, то ли в улыбке. Не открывая глаз, он махнул слабо рукой, с трудом выдавил из себя:

— С… Спасибо… Спасибо тебе… Ты иди, я один побуду. Я сейчас усну, наверное, голова не выдерживает, в сон запросилась. Я ж всю ночь не спал, помирать собрался, а тут… А тут — ты… Иди, иди, девочка.

Он еще что-то пробормотал, словно в бреду, потом улыбнулся, прижал по-птичьи голову к плечу. Леся медленно попятилась к выходу. От дверей обернулась, глянула на него еще раз — и впрямь дедушка.

— А мальчишка-то у тебя умница… — снова донеслось до нее его тихое сонное бормотание. — Большой, большой умница у тебя мальчишка-то… Как он меня ловко — с хрусталиком… Хрусталик, главное… Дурь полная, а мыслит правильно… Хороший мальчишка, надо его учить.

Леся, стоя в дверях, быстро кивнула, соглашаясь с его словами. Потом развернулась, прошла на цыпочках по коридору, так же быстро спустилась по лестнице, успевая еще и подпрыгивать на ступеньках резвой козочкой. Остановилась перед большим окном в гостиной, будто впервые в жизни замерла, наблюдая, как восходит солнце. А может, и правда она это видела впервые?

Молодой холодный ветер ворвался в открытую фрамугу, пробежал по лицу, по волосам, и Лесе страстно захотелось почувствовать его всем телом. Выскочив на крыльцо, она сделала несколько шагов навстречу солнцу. Внимание ее привлекла оттаявшая из-под снега проталина, выпуклый островок черной земли. Клумба, наверное. Склонившись над ней, Леся не поверила своим глазам…