Джейми Каейн - Инструкция на конец света

надеется когда-нибудь устроиться там на работу. Она изучает что-то

вроде прикладного поведенческого анализа, и теперь она на самом деле

кажется счастливой и довольной всем этим – работой с кричащими

детьми и прочим. Приглашения нет, ну и ладно. Мне кажется, то, что она

счастлива, это замечательно, и она сказала, что скоро сможет приехать к

нам и забрать нас на выходные, остановившись где-нибудь пожить.

Кажется, папа не замечает и того, что Николь больше не слушается его.

После того, как он ударил её, она так и не говорила с ним по-

нормальному, ограничиваясь самыми элементарными словами.

Такой – своевольной, открытой с другой стороны – Николь нравится мне

намного больше. Мне не стыдно быть её сестрой, особенно после того,

как она проделала дыру в стене, только чтобы отпугнуть Киву и

остальных парней и защитить меня. Такой сестрой я даже могла бы

немного гордиться, если бы она одевалась поприличнее.

Вольф

Анника находит меня, когда я вожусь в курятнике с курами, которые

ищут жуков и выдергивают ростки редко попадающейся зелени,

пробившейся из-под земли. Теперь, когда они уже склевали все крошки

от моего бутерброда, которым я перекусил, они потеряли ко мне интерес,

и я могу наблюдать за их глуповатыми неуклюжими движениями. Она

проезжает мимо и замечает, как я сижу в окружении трёх кур породы

Плимутрок, красивых птиц с чёрно-белым, будто тщательно

подстриженным оперением. Она направляет машину к обочине

просёлочной дороги, желудок у меня проваливается куда-то вниз, когда

она глушит двигатель.

Она целенаправленно идёт ко мне, полы белой юбки обвиваются вокруг

лодыжек, волосы собраны в пучок. Благодаря солнечным очкам, у меня

не возникло чувства приближающейся ссоры.

– Вольфик, – зовёт она. – Я искала тебя, и вот ты тут с курами.

Я ничего не отвечаю, просто смотрю, как она открывает калитку и

поднимает подол юбки, чтобы пройти через двор. Через несколько

секунд она садится рядом со мной на траву и вздыхает.

– Мне кажется, что ты прячешься от меня, - говорит она.

– Неправда.

– Завтра снова в школу, да?

Я пожимаю плечами. Переходным годом называется выпускной год в

Школе Всемирного Спокойствия. Переход во взрослую жизнь, какой бы

она ни была. Я не могу представить, чем он так ценен, после такого

безумного лета.

– Ты же собираешься?

– Я не знаю.

– Может быть, стоит сменить обстановку. Я думаю о том, чтобы поехать

в Германию. Ты хочешь поехать со мной?

От удивления я не знаю, что сказать. Анника никогда не показывала

бурного горячего желания вернуться в родную страну. По моим

наблюдениям, она настолько американка, насколько немка способна ей

стать.

Мне интересно, поедет ли её парень, но я не решаюсь спросить.

– Почему? – в итоге выпаливаю я, так как в горле у меня будто застрял

ком.

– Почему я собираюсь поехать в Германию или почему я приглашаю

тебя с собой?

– И то, и другое.

– Пока я была в реабилитационном центре, я встретила человека. Он

пригласил меня жить у себя в Берлине.

– Ты встретила кого-то, и это не Марк, на лечении?

– Мы с Марком не так хорошо подходим друг другу. Он понимает.

– Так что ты спрашиваешь, хочу ли я поехать и жить с тобой и каким-то

незнакомым мне типом в Берлине?

– Ты можешь съездить и решить сам, захочешь ли ты остаться там или

вернуться сюда.

– Нет, – отвечаю я, не давая себе даже подумать о такой ситуации.

Очередной глубокий вздох. Пару секунд она не произносит ни слова, а

самая дерзкая курица в загоне, Лулу, подходит ближе и клюёт меня в

ногу.

– Дело в том, что здесь мне сложно оставаться трезвой. Я думаю, в

Берлине будет легче, когда мой приятель тоже не пьёт.

– Так тебе будет лучше.

– Я думаю, что не должна ехать без тебя. Я всё ещё твоя мама, ты же

знаешь.

– Спорный вопрос, – фыркаю, хотя я даже не подумал о жестокости тех

слов, которые срываются у меня с языка.

– Ты имеешь полное право злиться.

– Здорово.

– Я хочу сказать, что собираюсь поехать, но не желаю ехать без тебя.

– Ты собираешься силой тащить меня в Германию?

Она опять замолкает, её взгляд перебегает с горизонта на меня и обратно.

– Я не поеду без тебя. Я останусь здесь.

– Не надо, пожалуйста. Только не из-за меня. Мне одному здесь будет

хорошо.

– Меня не было рядом с тобой год, Вольф, и я вернулась, чтобы увидеть

тебя, каким бы ты ни был, главное, живым.

Я начинаю подниматься, потому что мне уже надоело слушать её

любительский анализ моей психики, но на какое-то мгновение она

хватает меня за руку и останавливает.

– Мы ещё не закончили, – говорит она голосом наставника, который от

неё редко услышишь.

Я плюхаюсь обратно, обхватываю руками колени и смотрю прямо перед

собой, чтобы не встречаться с её многозначительным взглядом.

– Ты не можешь закрыться от всего мира. Это плохо заканчивается. Твой

папа так сделал.

Сравнение меня с папой – это совсем не то, что я ожидал услышать

сейчас.

– Существует огромная разница. Он накачивал себя наркотиками. А я

нет.

– Рада, что ты так не делаешь. Ты сильнее, чем он, сильнее, чем я. Ты же

знаешь, я горжусь тобой.

Мне становится неловко, но тут мне приходит в голову мысль. Может,

она действительно решила принять обет трезвости на этот раз?

Может, она действительно говорит то, что думает?

Когда смотрю на Аннику, я вижу ту же женщину, которую всегда знал. Я

прожил с ней жизнь, пытаясь спасти её от себя самой, пытаясь

защититься от неё самому, но не сильно преуспевая в обоих делах.

– Я знаю, что сложно доверять зависимому человеку, Вольф. Я знаю, что

никогда не давала тебе серьезного повода доверять мне, так что ты

правильно делаешь, когда относишься ко мне с опасением. Но я не хочу

бросать тебя снова.

Она говорит последние слова, будто бы она только сейчас осознала, что

так всё и есть на самом деле. И я не знаю, достаточно ли этого для

изменений.

– Решать тебе, – говорю, а в горле пересохло настолько, что я едва

выдавливаю из себя звуки.

Она кладёт руку мне на плечо, и на этот раз я не убираю её.

* * *

Когда удушающая августовская жара продолжилась и в сентябре,

никто не удивился. В воздухе всё ещё витает лёгкий запах дыма, хотя

пожары более-менее удалось сдержать на севере. Иногда ночью дым

настолько сгущается, что я всё ещё не могу спать в доме на дереве.

Меня тянет наружу, поэтому я столько брожу по тропинкам вокруг

Юбы или вдоль её берегов, которые не задел огонь, сколько могу. Я

плаваю в одиночестве, думая о Николь, о том, придёт ли она когда-