Франческа Заппиа - Я тебя выдумала

Майлз открыл рот, желая сказать что-то еще, но вместо этого улыбнулся и покачал головой. Я попыталась подыскать слово для того, что чувствую, для этой смеси облегчения и экзальтации, и ничего не придумала.

Слова были его коньком, а не моим.

Несколькими минутами позже зашла медсестра проверить повязки Майлза, справиться о его самочувствии и спросить, не нужно ли ему чего.

– Ну, если вы не против, ваши друзья могут пройти к вам, – сказала она.

– Кто?…

– Она зказала мошно? – Джетта просунула в дверь свою курчавую голову и позыркала по сторонам. Остальные члены клуба маячили за ее плечом.

– Не слишком мне тут буяньте. – И медсестра вышла из палаты сразу после того, как члены клуба ввалились в нее.

– Привет, босс!

– Mein Chef !

– Выглядишь как черт.

Майлс посмотрел на всех – на Арта, Джетту, тройняшек, – оккупировавших его кровать, и нахмурился.

– Что вы все здесь делаете?

– Мы твои друзья, – медленно сказала Тео, словно объясняла некую фундаментальную истину ребенку. – Мы беспокоились о тебе.

– Видишь? – сказала я. – Они тебя любят.

– Кто тут вякнул что-то о любви? – поинтересовался Иван.

– Да мы ничего подобного не говорили, – улыбнулся Ян. – Нам просто нравится, что ты живой.

– Что бы мы делали без нашего бесстрашного лидера? – добавила Тео.

– А почему вы, ребята, не в школе? – спросил Майлз.

– Прогуляли, – ответил Арт. – Пара пустяков.

– Вы двое типа герои, – заявила Тео. – Вашу историю напечатали все газеты. Видели свои подарки? – Она подошла к стопкам открыток и к цветам на столике у окна. Их приносили каждый час с тех пор, как история стала широко известна.

– Я все еще не понимаю, почему они присылают подарки, – резко сказал Майлз.

– Это все твоя мама, – объяснила Тео. – Она рассказала нам вашу историю – почему ты проделывал все эти вещи в школе, почему все время работал.

– А нам почему ничего не говорил? – спросил Ян, но Майлз, казалось, не слышал его. Он смотрел мимо Джетты по направлению к двери.

– Мама.

Джун вошла в дверь с большими сумками в обеих руках и выглядела как олень в свете фар. Она сделала несколько шагов по палате. Я не знала, в первый ли раз за долгие годы она действительно была за пределами Кримс… Вудлендса. Она смогла решиться на это только из-за Майлза? Мы все вышли из палаты.

Я остановилась у двери и оглянулась. Джун крепко обнимала Майлза и раскачивала его взад-вперед. Я не видела ее лица, но слышала его смех и плач и какие-то неразборчивые слова, потому что в рот ему попала рубашка Джун. Спустя небольшое время мимо нас в палату вошла хорошо одетая женщина. Я стояла в дверях и слушала, как она заверяла их в том, что теперь все будет гораздо лучше. А потом вышла в холл.

Тройняшки отправились вниз за едой, а остальные пошли в комнату ожидания. Я присоединилась к ним; мои родители были где-то в больнице, и мне хотелось рассказать им о том, что происходит.

Мы столкнулись нос к носу в маленькой уединенной комнате ожиданий, и кроме них там был мой доктор и Могилокопательница. Их голоса звучали напряженно, разговор шел тяжелый. Меня охватило беспокойство. Они не видели, как я шла по коридору, и потому я прислонилась спиной к стене и пододвинулась поближе, оставаясь за углом.

– Не думаю, что у нас есть выбор. – Это говорила Могилокопательница – так, словно у нее было какое-то право решать, что будет со мной.

– Как она поняла, что табло падает? – спросила мама. – Если только?…

– Но они сказали, что директор ослабил опоры, – сказал папа. – Он хотел уронить его на ту девочку. Лекси не имела к этому никакого отношения – она просто так среагировала.

– И все же. – Черт тебя побери, Могилокопательница. Заткнись. Заткни свой поганый рот. – Этот случай сказался на ней далеко не лучшим образом. Она в неустойчивом состоянии. Я заметила, что весь год ей становилось все хуже.

– Но мы видели, – настаивал папа, – что хорошие вещи тоже случались. Она справляется. У нее есть друзья. Даже бойфренд. Я не хочу забирать у нее все это. Это будет неправильно.

– Думаю, в словах Линн есть своя правда, – сказала мама.

Могилокопательница затянула прежнюю песню:

– По моему профессиональному мнению, для нее настало критическое время, и ей необходимо находиться в тихом месте, под наблюдением – так она снова обретет контроль над собой. Я не собираюсь ограничивать ее, и я рада, что теперь она получает больше поддержки. Но факты остаются фактами.

Дальше слушать я не могла. Вернулась в палату. Адвокат ушел, а Майлз и Джун все еще улыбались и смеялись.

– Алекс, дорогая, вот и ты! – подошла ко мне Джун. – Посиди с нами, надо о многом поговорить!

– Я чувствую себя слегка усталой. Лучше я посплю, – ответила я.

– Отдыхай сколько влезет, – тепло улыбнулась Джун. – Потом наговоримся.

Я легла на кровать и натянула на себя простыню – на лицо, горящее от боли. И задумалась над тем, сколько времени у меня в запасе.

Потому что, как я ни ненавидела ее, Могилокопательница была права.

Как-то раз я проснулась среди ночи. Кровавый Майлз стоял в конце кровати, голубые глаза, большие и пронзительные, кровь сочится из веснушек. Его держала за руку девушка с кроваво-красными волосами и миллионом порезов на лице, ее глаза были такими же большими, как у него. Они стояли там долго и смотрели на меня. Никто из них не сказал ни слова, но оба улыбались, обнажая покрытые кровавыми пятнами зубы.

Скоро я проснулась. Все еще была ночь. Майлз что-то писал в блокноте. Я перевернулась на спину и села. Он посмотрел на меня.

– Чувствуешь себя лучше? – спросил он, улыбаясь.

– Не так чтобы очень.

Он закрыл блокнот и положил на колено.

– Иди сюда.

Я подошла к краю его кровати, вытянула свои ноги рядом с его и прильнула головой к его плечу. Рука Майлза обвилась вокруг меня.

Мир был пустым. Что было главным в году? Он был выпускным, а все заявления в колледжи… не лучше ли было лечь в больницу сразу после Хилл-парка? Я сама сказала «нет».

Сказала, я сделаю это, сказала, что все у меня под контролем. Единственное, в чем можно обвинить моих родителей, так это в том, что они слишком уж доверяли мне.

Майлз терпеливо ждал, притворяясь, что ему интересно зачесывать мои волосы назад.

– Мои родители посылают меня в Кримсон – в ту больницу. Я слышала, как они разговаривали об этом.

– Но ты достаточно взрослая – и они не могут решать такие вопросы за тебя, – спокойно сказал он. – Ты не должна туда ехать, если не хочешь.

И тут хлынули слезы – я не успела остановить их, они текли по лицу и обжигали кожу.

– Я не хочу, – сказала я. – Но считаю, что нужно. Я не могу различать сама. Больше не могу.