Мария Гарзийо - Венецианские каникулы (СИ)

— Мам, мне тут папа снился, – зачем-то придумываю я.

Пыхтение затихает.

— Он за все годы так и не звонил тебе ни разу? Не писал?

— Я вообще не понимаю, к чему вдруг эти вопросы! – в мамином голосе проклевываются истеричные нотки.

Сейчас заявит, что я ей на больную мозоль наступаю.

— Ты специально что ли на больную мозоль.… Сколько раз просила…, – кряхтит родительница.

— Мам, ответь, пожалуйста, – не отпускаю мозоль я.

— Нет! – визжит за маму ядовитая слизь, – Не звонил и не писал! Не нужны мы ему! Это ты хотела услышать? Довольна? Растравила матери душу!

— Мам, а почему ты заново замуж не вышла? Ты ведь молодая тогда была.

— Ты смерти моей хочешь? – театрально заливается на другом конце провода страдалица, – Ишь, умная выискалась! Замуж! А ты не помнишь, как я тебя одна на себе тащила? На двух работах работала, чтобы твои кружки оплачивать. Разве было у меня время хвостом крутить? Я всю себя тебе посвятила, а что в ответ? Неблагодарная! Бросила мать! Кому я теперь старая нужна! Родной дочери и той не нужна!

— Ну, ладно, ну, прости, – я чувствую, что перегнула палку, и та пошла трещинами.

Выходит, в маминых несчастьях виновата я. Точнее мы с отцом делим пополам пирог вины.

— Ты вся в него! Такая же… Неблагодарная! Слышишь? И не звони мне больше!

Я медленно нажимаю на сбой. Через час она перезвонит. Скажет, что погорячилась. Будет хлюпать носом, причитая, что кроме меня у нее никого не осталось. Я стану успокаивать ее, пообещаю приехать навестить. Она потянет за палец с намерением отхватить руку по локоть – попросит вернуться насовсем. Я сошлюсь на работу. Это нерушимый аргумент, ведь на моей родине зверствует широкомасштабный кризис. Молодое поколение разбегается кто куда, кто в Ирландии огурцы собирать, кто в Америке хот-догами торговать. Мама поплачет еще немного и успокоится. Повесит трубку и пойдет жаловаться подруге на непутевую дочь. А я займусь восстановлением разведенных рельсов своей жизни.

Время идет, чинно перебирая стрелками часов. Первые дни присутствие Артура вызывает у меня некоторую неловкость. Он тоже ведет себя немного скованно, старается быть галантным и заботливым, чего раньше за ним не наблюдалось. Я предвижу, что почивание в одной койке не может вечно ограничиваться платоническим поцелуем и непосредственно сном. Мы оба молодые, здоровые, не отягощенные ни вросшими комплексами ни заржавевшими поясами верности. Рано или поздно Артур, проявивший уже один раз ко мне явный мужской интерес, должен сделать повторную попытку. Поначалу я запасаюсь аргументами в пользу защиты своего крошечного интимного пространства. Но чем дольше бездействует Артур, тем меньше у меня в кулачке остается этих аргументов. На смену им приходят кислые рожицы с надписью «Наверно я ему не нравлюсь» на узком лобике. Один раз попутал его черт (в лице размалеванной девицы в нижнем белье), больше подобной неуместности он не повторит. Проехали, забыли. Только мне как-то не забывается. Как не пытаюсь, не могу вернуть Артура на прежнее место дружбана-жилетки. А на новую ячейку он, похоже, не претендует. Так мы и живем недели две. Когда я начинаю уже всерьез задумываться, как бы, не унижая собственного достоинства, вывести парня на чистую воду, Артур удивляет меня приглашением в ресторан. «Пиццерия?» нырнув в одежный шкаф, скорее утверждаю, чем спрашиваю я. «Maison Blanche», – спокойно отвечает он, застегивая перед зеркалом белую рубашку. «Ого! В честь чего это?» высовываю нос из-за дверцы я. «Просто так. Захотелось». Однако. Неужели из почитателя фастфуда и американского кинематографа может чудесным образом вылупится мужчина мечта. Отодвинув намеченные джинсы и рубашку на задний план, снимаю с вешалки платье Гуччи. Артур взирает на меня с плохо завуалированным напускным безразличием восхищением. Надо отдать ему должное, он тоже выглядит весьма солидно в черном костюме хорошего покроя и белой рубашке с широким воротником. Можно даже сказать мужественно. Меня опять толкают в бок неуместные воспоминания. В ресторан мы по настоянию Артура отправляемся на такси. Метр д’отель провожает нас за столик у окна, если можно так назвать стеклянную стену, открывающую потрясающий вид на ночной Париж. Мой неожиданно заматеревший друг с видом знатока просит принести на аперитив бутылку розового шампанского.

— Ты выиграл в лото! – догадываюсь, наконец, я, поднимая тонкий искрящийся бокал.

Артур белозубо улыбается, качая головой.

— Тебя на работе повысили? – не сдаюсь я.

Он снова мотает головой.

— Ты встретил девушку мечты и решил жениться? – покопавшись, выдаю я.

На сей раз подобная перспектива почему-то не оставляет меня равнодушной. Внутри вздымается протест.

— Давай лучше выпьем за твое возвращение, – предлагает Артур вместо того, чтобы подтвердить или опровергнуть мою догадку.

Мы выпиваем. Один бокал. Второй. Третий. Четвертый утрамбовывает в желудке гомеопатическую дозу mis-en-bouche. Артур заявляет, что для достойного сопровождения предстоящего омара требуется вторая бутылка. У меня в голове две зажигательные белки пляшут некое подобие русского народного танца. Ресторан со всеми официантами и посетителями исчезает. Оставшись одни, мы парим в воздухе напротив переливающейся огнями Эйфелевой башни. Вскоре на этой сюрреалистической картине появляется еще одно действующее лицо – обещанный омар. Он махает нам красными клешнями, добродушно покачивая усатой головой.

— Таня, я хочу тебе предложить…, – выныривает из облака красивый как никогда Артур, – Мы давно знакомы, но ты никогда не воспринимала меня всерьез.

Какие-то слишком монотонные нотки в этой жизнерадостной композиции. Омар недовольно щурится.

— Артур, говори прямо. Я все пойму. Мы же друзья, – доверительно произношу я, прикусив губу, чтобы не прыснуть от смеха. Серьезность делает Артура похожим на прилежного школьника.

— Вот это-то меня и не устраивает. В общем вот!

Перед тарелкой, на которой вальяжно развалился пурпурный свидетель сего разговора, возникает маленькая бархатистая коробочка. Омар таращит свои и без того неестественно выпученные глазищи. Белки в голове замирают.

— Я не знаю, что надо говорить в таких случаях, – мямлит между тем Артур, смущенный моим молчанием, – Открой, пожалуйста.

Я раздвигаю пасть коробки одеревеневшими пальцами. На мягкой подушечке переливается маленький, но чистый брильянт.

— У меня, конечно, сейчас нет квартиры. Но я обязательно заработаю. И папа в начале поможет. Что скажешь? Ты согласна? – явно нервничает даритель.

— Ты мне даришь кольцо? – строю из себя блондинку я.

Из всего, что Артур тут набормотал, мне так и не удалось выкроить самой главной сокровенной фразы. Точнее двух. Пусть циники и относят эти архаизмы к разделу избитых клише, каждой женщине хочется хоть раз в жизни услышать именно их.