Светлана Тимина - Орхидея на лезвии катаны (СИ)

- Это преимущество всех политиков - врываться в гримерку к моделям?

У меня через пятнадцать минут выход, я не задохнулась от шока и не забыла. Я говорю это только потому, что неосознанно прикоснулась к грани, пока что оцарапала ее щит идеальным маникюром и поспешно отошла обратно. Когда ты на одной арене с убийцей, человечность замирает. Все твои защитные силы мобилизуются и приводят организм в полную боевую готовность. А сейчас я понимаю, что могу спокойно добить его словом. Ласковая убийца, которая подрывала его защитные крепости день за днем и практически подобралась к самому эпицентру. Нет больше страха, сожаления или желания в любом его проявлении. Только здравый рассудок, который отравлен спасительным цинизмом. Да, Юля, ты сейчас для кого-то целый мир, и только тебе решать, расколешь ты его на части одним словом или благосклонно согласишься дать иллюзию тепла. Я понимаю, что могу и то и другое, и каждый из этих вариантов вызывает одинаковые эмоции. Этот исход был предрешен с самого начала. Вероятность пятьдесят на пятьдесят: либо да, либо нет. Третьего не дано.

- Ты ошибся, - вспоминаю о первом вопросе и благосклонно прощаю то, что на свой риторический так и не получила ответа. - Мы не расстались, я просто не планировала связывать себя узами брака снова. Мне просто надоело внимание прессы.

Знакомый прищур возвращается. Черта с два я его обманула. Он все знает, наша тесная связь не прерывалась ни на секунду. Диаграмма моей боли и чувство неловкости начали стремительно снижаться, стоило Марко подписать контракт с норвежским футбольным клубом, а мне понять, что любовь на расстоянии - не моя участь. Я смотрю в потеплевшую гладь разбавленного эспрессо и понимаю, что он знает это так же, как знаю я сама. Мои стрелы достигли цели, возможно, он понимал, что это была жестокая игра с моей стороны, но она все равно наносила ему один за другим сокрушительные удары. Моя месть была тоньше, коварнее и опаснее. Она называлась равнодушием, тогда как его вендетта была одержимостью, исключающей бесстрастность.

- Никогда больше не смей мне врать! - теперь дрогнул даже голос. - Тебе самой не надоело отрицать неизбежное? Ты же просто делаешь это мне назло! Я устал ждать, когда тебе это надоест!

- А ты отбей у меня эту охоту тем, что до сих пор лежит в твоем столе. - Даже воспоминание об этом уже не бьет по сознанию.

Победителей не судят, а моя победа настолько влилась в кровь за время холодного противостояния, что воспринимается как должное. Я спокойно поднимаюсь, даже не замечая, как дрожат ноги. Скоро выход, может, мэру глубоко наплевать на воспитанников детских домов, но лично мне - нет. Благотворительность для меня не пустой звук и я не собираюсь задерживать наш с Доминикой выход.

- Юля, перестань.

Непонятно, что размывает мое отражение в зеркале в тот момент, когда я слышу его голос. Я больше не умею плакать даже наедине с собой. Я услышала в его голосе то, чего там никогда не было и не могло быть.

- Возвращайся. Просто давай попробуем начать все сначала.

Когда-то я это уже слышала. Точно, в прошлой жизни. Сколько ни представляла нашу встречу, в моем воображении всегда были долгие переговоры, а угрозы сменялись просьбами, и наоборот. Время вносит свои коррективы во все. Может, сложно было ожидать от политика долгих прелюдий и пояснений.

Мне не надоело играть в свои игры. Мне стало скучно играть в них на одном и том же поле.

Губы выглядят пересохшими, все, что меня занимает в данный момент - капля блеска. И еще выход на подиум, у стилиста меньше семи минут. Я улыбаюсь своему отражению. Обычная улыбка, но я мысленно добавляю ей демонический оскал.

- Ну давай, попробуем все сначала, если у тебя хватит на это сил…

В ту ночь мы впервые говорили. Долго. Обстоятельно. И что меня поразило сильнее всего, без желания впиться зубами в его глотку или утопить в упреках. Наоборот, я поражалась своему спокойствию. Легко принимала озвученные доводы, как должное. И в его словах не было ничего того, что я сама не знала.

Когда я впервые перешагнула порог его дома с намерением остаться - хоть в этом я не бежала от себя, - я все для себя уже решила. И опять-таки, черта с два я бы призналась себе в этом.

- Мои правила никто не отменял! – это, я так понимала, был аналог ритуальному поднятию на руки, переносу через порог и кота на счастье вперед. Тогда моя уверенность в том, что я поступаю правильно, несколько пошатнулась. Зря я ожидала, что он сразу упадет к моим ногам за одно только появление на его территории. Заявление о правилах показалось мне несколько преувеличенным. Теперь в доме двое детей, ни о каких ошейниках, цепях, позах покорности и прочих прелестях ЛС не могло идти и речи. Как и о том, чтобы расслабиться окончательно и сдаться на милость победителя. Возможно, я считала свое возвращение чистой воды авантюрой и уповала исключительно на время, которое расставит все по своим местам. Стена непонимания и прошлых обид не рухнула с первыми шагами по коридорам его особняка, она, может быть, только слегка пошатнулась, после того как я почувствовала кожей расположение Данила… дети никогда ни в чем не виноваты. Даже если бы у меня возникла когда-либо мысль заставить его ребенка испытать то, что коснулось Евы, я бы никогда не позволила ей укрепиться в сознании.

Вместе с неуверенностью и сомнением в том, правильно ли я поступаю, вернулся страх. Были моменты, когда он засыпал окончательно, и тогда сознание подпитывалось триумфом. Несмотря на то, что я не прекратила ощущать довлеющую, не всегда дискомфортную власть сильного мужчины, чувство собственной победы никуда не уходило. Стать центром вселенной того, кого ты не переставала любить никогда, как бы в себе ни отрицала подобного, – то, что должно было поддерживать ужас на пике самого высокого градуса, сейчас стало предметом гордости и самодовольства. Шаткая система, которая еще долго не обретет своей окончательной стабильности. Его одержимость уснула, мне хотелось верить, что в этот раз надолго. Непривычная прежде нежность затопила мои оборонные баррикады волнами растерянности и смятения… это могло стать моей реальностью гораздо раньше, исключить тот кошмар, через который я прошла снова и выстояла. Все еще сомневаясь в правильности своего выбора и успокаивая себя тем, что могу уйти в любой момент и никто меня не остановит (обманчивое заблуждение – все, что сейчас не давало мне сорваться), я перешагнула самый высокий барьер своего сознания. В самую первую ночь на вражеской территории, когда вначале просто оцепенела, не в состоянии пошевелиться, меня пугал полумрак, хоть это и не была всепоглощающая тьма. Я даже не вздрагивала от его прикосновений и старалась не показать, какой ужас вызывает во мне одна только мысль о предстоящем. Кажется, я могла думать только о том, сколько боли причинила любимому мужчине своим поведением по возвращении в Харьков от Крамер и чем мне это сейчас обернется на том поле боя, где я никогда не умела выигрывать. Я не имела права даже на крики и истерику, не столько потому, что боялась напугать детей, а лишь от мысли, что добровольно согласилась и на это тоже, когда пришла сюда по собственной воле.