Светлана Тимина - Орхидея на лезвии катаны (СИ)

Если бы в нем было хоть на несколько процентов больше той самой одержимости, которая едва не разрушила мою жизнь, я бы умерла от остановки сердца в ту самую ночь. Если нежность и власть можно соединить, расплавить в одном котле и изваять нечто новое, именно это в итоге и унесло мой ужас окончательно, отправив в глубокий сабспейс без каких-либо физических и психологических воздействий. Все движется по кругу. Утром я понимала, что перешагнула точку невозврата окончательно… и впервые в жизни это сделало меня окончательно счастливой. Если страх и остался в сознании, он стал совершенно иным: сладким, будоражащим и манящим, как персональный сорт эксклюзивного наркотика. Уже спустя несколько недель бесконечная нежность и обращение, как с фарфоровой статуэткой династии Минь, начали вызывать тихое раздражение. Я скучала по проявлениям первобытной страсти, по тому накалу эмоций, когда останавливается сердце, бесконтрольная дрожь берет власть над телом, а чувства мечутся по огромной вселенной, которая сейчас скомпонована до размеров обычной коробки, и в ней безумно тесно. Наверное, я уже не могла жить без его одержимой любви, которая требовала постоянного доказательства…

Мои крылья выросли и приобрели широкий размах. Иногда мне кажется, что они пылают огнем преисподней даже сейчас, когда трепещут от страсти, а я забываю себя в его руках. Это уникальное время, пожалуй, единственное, когда моя сущность заключает с ним временное перемирие… но все равно я позволяю себе отрывистые контрудары по сознанию мужчины, который очень виноват передо мной. “Я хочу поиграть”, - мне в последнее время кажется, что он боится кодовой фразы, а вовсе не того, что я рассыплюсь на осколки от санкционированного вторжения тьмы.

В ту ночь я все это получила сполна. После того как я обнаружила особо не скрывающихся надсмотрщиков, во мне клокотала ярость:

- Ева, мы уезжаем!

Мне не пришлось даже собирать вещи или вызывать такси. Наши дома располагались в одном коттеджном поселке на расстоянии километра. Я сцепила зубы, когда Ева вместе с Данилом, два маленьких манипулятора, залились слезами. Лавров все услышал по телефону, сейчас я была избавлена от необходимости устраивать сцену перед детьми. «Дома поговорим», - кажется, я оторвала его от очередного заседания горсовета. У меня сжалось сердце, и я едва не произнесла ругательство вслух, когда Ева, маленькая предательница, вырвала свою ладошку из моей руки и бросилась к Лаврову, размазывая по лицу слезы. Словно для того, чтобы добить меня сильнее, моя дочка позволила Диме поднять себя на руки и уткнулась заплаканным личиком в его плечо, обвив шею руками. Ничего наигранного я в этом не увидела.

- А если мы попросим тебя вместе? – я не заметила в хищном прищуре Димы ни малейшей угрозы, злость застила мои глаза. Может, я не уловила невысказанного предупреждения еще и потому, что в этот момент его рука с неподдельной нежностью гладила волосы моей дочери, и она стремительно успокаивалась у него на руках. Не в состоянии принять увиденное до конца, перевела взгляд на Данила и едва не вздрогнула от зеркально похожего выжидательного взгляда.

- Никакой охраны. – Мой голос все-таки дрогнул, когда я уже в который раз произнесла свое условие.

- Мы поговорим с тобой об этом позже. Так ты остаешься?

В конце концов, глупо было бегать от дома к дому при первом столкновении интересов. Давно миновал тот момент, когда я могла уйти, не разрывая собственную душу.

- Ты нарушила мои правила! – я все еще не видела угрозы даже тогда, когда Ульяна забрала на день Данила, а Ева якобы невзначай уснула в доме матери.

В ту ночь в меня буквально вколотили основные правила с каждым размеренным ударом стека, рывком за волосы и монотонным повторением основных постулатов. Я не принадлежала сама себе, когда меня захлестывали рыдания, которые были по своей сути освобождением, и я пыталась разорвать крепления цепи, чтобы вцепиться в его колени и уверить в том, что никуда уже не могу уйти, – и совсем не из-за боли, которая сейчас выжигала иную боль и последний барьер между нами. Сколько раз за эти безразмерные часы возведенной в квадрат тьмы мое сердце останавливалось и срывалось снова в хаотичный ритм, сложно было подсчитать. Я была слишком уверена в собственной недосягаемости и в том, что сделала ему одолжение своим возвращением. Когда все закончилось, я не понимала, на каком я свете и что именно чувствую. Отбивалась от его рук, когда с меня наконец сняли цепи, на самом деле желая одного: чтобы обнимали еще крепче, несмотря на мое сопротивление, и ни на миг не прекращали держать в своей багровой обители боли и уникального счастья понятного только нам воссоединения.

- Ты едва не убила меня, заставив поверить, что снова убегаешь! Я только уверился, что мы обрели друг друга, новой потери я не выдержу… – какое значение имела моя боль рядом с тем, что я расслышала тогда в его голосе, окончательно успокаиваясь в сильных руках и впервые засыпая с улыбкой на губах без всякого снотворного.

Я больше не хотела уходить. Даже если подобное будет повторяться каждую ночь, и Тьма моего любимого мужчины окончательно вытеснит свет. Он это знал без всяких лишних слов. Это было самым желанным и сказочным безумием – наконец принять собственную сущность, запустить подрагивающие пальцы в загривок безумного и одержимого монстра, чтобы подарить ему часть собственного тепла своим прикосновением. Кажется, я в этом несколько преуспела. Иногда мне приходилось все брать в свои руки. «Я хочу поиграть» - ключевая фраза, которой он поначалу сопротивлялся, переживая за мое моральное состояние. Да, раньше подобное причиняло мне боль. Трудно найти в этом удовольствие, когда тебя планомерно уничтожают, не предоставив взамен защиты. Сейчас же у меня было ее в избытке. Единственное, на чем я настояла, - хотя бы в течение года не поднимать вопрос о законной регистрации брака. Осторожность? Сомнения? Или я должна была соблюсти хотя бы одно, пусть и лишенное смысла, условие?

Данилка прикипел ко мне куда сильнее, чем я предполагала. Настолько, что это иногда доводило Еву до слез. Ульяну, кстати, тоже. Я не знаю, почему не испытывала к ней ревности или неприязни, – возможно, была настолько уверена, что его одержимость мною не оставляла другим женщинам шанса? Жизнь вошла в привычную колею с попеременными взлетами и падениями, будто чертила причудливую диаграмму. Да, я никогда не умела быть покорной, я буду создавать своему мужчине тупиковые ситуации до самой старости. Меня не пугал даже страх возможных наказаний. Роль покорной тени никогда не была моей ролью.

У Лены с Брайаном родилась дочь. Моника Крамер поразительно похожа на отца. Валерия Полякова, убедившись в том, что со мной все в порядке (ей для этого понадобилось немного – просто посмотреть в мои глаза), вернулась в Германию, где продолжила приумножать наши капиталы. Илья, к слову, достиг немалых успехов на этом поприще. А я спустя год вспомнила о собственном клубе, хотя Штейр вывел эту часть бизнеса на более высокий уровень и без моего участия. Он сам к тому времени стал отцом.