Вильгельмина Макмерфи - Alleine zu Zweit (СИ)

Он вспомнил свою первую мысль, которая пронеслась у него в голове, когда они впервые столкнулись на лестнице. «Стерва». Эта мысль укоренялась все больше по мере того, как он узнавал ее. Только со временем стали появляться и другие, которые в итоге затмили то первое, самое верное, впечатление. Она изменилась ради тебя, говорила Софи. Да черта с два она изменилась. Это все была просто маска, которую она надевала специально для него. Чтобы обмануть, предать, унизить. Завлечь в ловушку, как дикого зверя, приручить, посадить на цепь, а потом захлопнуть капкан как раз тогда, когда он уже был готов есть у нее с руки. Стерва.

А он думал о ней, не переставая. Не хотел, но думал. Ее слова, жесты, мимика — все настолько прочно засело в его памяти, что Диме порой хотелось выть от знания всего этого. Он проводил ночи с другими девушками, подсознательно пытаясь найти ту, которая походила бы на нее. Но вот беда — ни одна даже на йоту не соответствовала тому, что он ожидал. К чему привык. К чему она заставила его привыкнуть. Дима думал о ней, и каждый раз, занимаясь сексом, видел ее, слышал ее стоны, чувствовал ее руки и губы. Пару раз даже назвал ее имя. Ее-чертово-имя.

Он надеялся, что Аня знает о его связях с другими. Вряд ли она почувствует хоть что-нибудь, но пусть знает, что он живет дальше. Что она не единственная. Что не только ей позволено делать все, что вздумается.

Как он мог повестись на ее хитроумные уловки, находясь в здравом уме? Как позволил обвить себя ядовитым плющом? Как случилось, что он забыл лицо той, которую любил несколько лет, всего через пару месяцев общения с этой ведьмой? Дима с самого начала сомневался в ее безгрешности, а теперь и вовсе был уверен: Аня продала душу дьяволу, чтобы мучить других. Как иначе у нее получилось сделать с ним такое?

Аня опять качнула головой, убирая с лица свои чертовы волосы, вновь привлекая его внимание. Дима совершенно некстати вспомнил, как вдыхал этот опьяняющий вишневый аромат; как кончики ее волос приятно щекотали его лицо, когда Аня была сверху; как столько раз проводил ладонью по этому темному шелку, а она в ответ целовала его, как никто и никогда ранее…

«Хватит. Уходи из моей головы. Прочь, прочь, прочь!»

Дима поражался, как еще может думать о ней после того, что она сделала. Что она делала на протяжении этого года. Бесконечные ссоры и конфликты, которые происходили по ее вине. Недомолвки и тайны, которых было больше, чем информации. Измены, которые Аня прикрывала благой целью. Полное игнорирование его слов. И, наконец, венец торжества — тымнененужен. Это похоже на борьбу с тяжелым заболеванием, когда ты тратишь все деньги, время и силы на лечение, а потом оказывается, что смерть все равно поджидает тебя за углом, и умереть добровольно было бы гораздо проще. А то время, что потратил на лекарства, можно было бы провести с двойной пользой.

Надо было остановиться в самом начале. Когда она выбрала Сивоволова, а не его. Когда был шанс уйти целиком и почти невредимым. А сейчас было уже слишком поздно. Все органы давно подверглись облучению, а кровь заражена опаснейшим вирусом. Болезнь можно приостановить, но не вылечить. А мучиться придется до конца жизни. Хотя какая это жизнь — существование.

Аня была права, когда говорила, что он с самого начала знал, кто она такая. Знал, и все равно упорно шел на верную погибель, не забывая обескровливать себя в сражениях непонятно за что. В итоге и битву проиграл, и себя продал. Игра не стоила свеч. Или стоила.?

— Сдаем работы! — торжественно объявила Обухова с каким-то злорадным подтоном в голосе и пошла по рядам. Леша засуетился, что-то дописывая. — Крымов, я предупреждала… — с истинным удовлетворением протянула преподавательница, подходя к его парте.

— Татьяна Викторовна, ну, Вы идите пока у других соберите, а я как раз закончу… — попытался урегулировать конфликт Леша, но Обухова была непреклонна. Парню пришлось сдаться.

— И ведь одну задачу всего не переписал! — досадовал Леша, когда преподавательница отошла от его парты. — А она стопудово правильная была.

— И, наверное, единственная, — фыркнул Дима, идя с братом по направлению к выходу.

— Злой ты, — обиделся Леша. — Мог бы и помочь.

— Каким образом?

— Не знаю! Это ты у нас мозг, вот и придумал бы, — пожал плечами Леша. — Эй! — воскликнул он, хватая проходящую мимо Аню за локоть. Девушка остановилась и посмотрела на него. — Идешь в библиотеку?

— Нет, я… — брюнетка замялась, скользнув взглядом по стоящему рядом Диме. — Я останусь у себя.

— Что так?

— Просто, — Аня неестественно дернула плечами. — Удачно позаниматься. Вечером увидимся, — бросила она и мигом вылетела за дверь.

— Не забудь вернуть мне ручку! — проорал Леша ей вслед. — Странная она какая-то, — сообщил он Диме. — Что это с ней в последнее время? — парню, как всегда, было невдомек, что у кого-то есть проблемы.

— Понятия не имею.

Вечером ученики имели полное право расслабиться. Следующим экзаменом по расписанию была физкультура, и ни у кого не возникало желания к ней готовиться, хотя помимо нормативов в программу входили еще и теоретические вопросы. Многие надеялись, что Степанову просто станет лень слушать ответы на них, и теорию он заменит практикой, например, лишним кругом по стадиону.

Несмотря на свободное время, многие студенты предпочли вместо шумных посиделок потратить его на сон, которого в последнее время катастрофически не хватало. Дима тоже с удовольствием отдался бы во власти Морфея, но мысли жужжали в голове, как назойливые мухи, не давая мозгу отключиться, а телу расслабиться. Он лежал на кровати и бездумно пялился в потолок, пытаясь вникнуть в смысл песни, которая просто разрывала динамики, но даже она была не в силах заглушить душевные терзания.

Сегодня Дима впервые за долгое время услышал ее голос. Только особо недалекий человек, такой, как Леша, мог не обратить внимания на то, каким надломленным и тихим он стал. Раньше Анин голос вызывал у него бурю эмоций: высокий, с легкой хрипотцой тембр буквально сносил голову. Иной раз Диме было достаточно услышать ее голос, чтобы окружающий мир перестал существовать, а весь смысл сконцентрировался в одной точке. Существовало столько различных его вариаций: обычно довольно спокойный и ровный, во время смеха голос Ани приобретал заливистый звон; когда она сердилась, то немедленно в нем проскальзывали нотки холода. Но больше всего Дима любил шепот. Почему-то всегда, когда они оставались вдвоем, Аня говорила очень тихо, будто вынуждая подойти ближе, склониться к ней, чтобы услышать. Столько раз ее приглушенный внешними звуками шепот доводил его до исступления, а легкие прикосновения губ окончательно лишали самообладания. А сейчас?