Скай Уоррен - Заключенный (ЛП)

Он описал один самых тяжелых моментов своей темной жизни так осторожно и сильно одновременно, без какой-либо жалости к себе. От его честности и смелости я не могу усидеть на месте. Мое детство тоже покрыто мраком, но буду честна, я жалела себя.

В его истории нет никого из взрослых, только мальчик, Мануэль и несколько друзей, охающих и ахающих вокруг мышки. Грейсон так живо описывает мышь: серая шерстка, дергающийся нос, пятно на хвосте от возможного удара.

В рассказе у мальчика сломана рука. Грейсон как будто говорит, что это его рука. Повествование намекает, что кто-то сделал это нарочно. Вот только кто? История умалчивает.

Сначала был шок, только потом за ним последовала боль, пишет он. И хорошо, ведь, если она приходит, то больше не оставит тебя. Весьма прозаично, Грейсон.

Кто же держал его в подвале? Что могло произойти с ним такого ужасного, что даже грязная мышь стала лучшей частью того дня? История лишь намекает, он ступает по тонкому краю, но всей информации не рассказывает.

Я думаю об отважном Мануэле, дергающем нос в поисках корок от пиццы. Когда его не было несколько дней, я знал, что он ушел, ища что-то получше, чем это. Порой, я воображаю его, играющего снаружи, и мне становится легче.

Я предложила ему рассказать правду, в этом рассказе она чувствуется, хотя, признаться, после его рассказа о бейсболе, все же сомнения имеются.

Я пробиваю информацию о нем в гугле, только для того, чтобы быть уверенной, что он говорит правду, ведь мне хочется ему верить. Информацию о других заключенных я не проверяю, это вроде как вторжение в личную жизнь. Когда страница с данными о Грейсоне Кейне загружается, поисковая система выдает много всякого мусора, но кое-что все же привлекает мое внимание — строка с фотографиями.

Это он. Грейсон. Выглядит иначе, сейчас он чертовски пугает своими масштабами, Грейсон на фото — маленький мальчик. Я всматриваюсь и узнаю черты на молодом лице.

На пакете молока.

Он смотрит в камеру без улыбки. Волосы коротко подстрижены, прикрывают лоб, а в глазах тьма.

Я кликаю мышкой.

«РАЗЫСКИВАЕТСЯ» гласит надпись на коробке с молоком. Его рост, вес и дата рождения, все там: тридцать пять килограммов, маленький мальчик, последний раз его видели около бело-синего фургончика с мороженым. Если у вас есть хоть какая-то информация о возможном местонахождении ребенка, пожалуйста, обратитесь в полицейский участок.

Много пропавших детей, взятых под опеку. Предполагается, что они были похищены тем, кто владел этим фургоном. Удержаны в плену. В подвале.

Как долго он пробыл там, прежде чем его нашли? День? Два?

Достаточно долго, чтобы обзавестись другом в виде крысы. Две недели?

Мой живот скручивает, но не от сомнений, которые одолевали меня прежде, а из-за страданий маленького мальчика, которого я никогда не знала. Мальчика, о котором я прочитала маленький кусочек воспоминаний. Между ним и тем пугающим мужчиной, каким он сейчас является, пролегла огромная пропасть.

Я закрываю вкладку, увидев достаточно.

Значит, Грейсона похитили. Удерживали.

Эти карие глаза с картонной коробки преследуют меня.

***

Чувствую волнение и счастье, когда ко мне в общагу доставляют коробку с печатным изданием газеты. Я переживала, что она не придет вовремя. Провожу пальцем по оглавлению, так много бессонных ночей проведено, чтобы сделать все, как надо. В программу также вошла оплата графическому дизайнеру, поэтому обложка вышла блистательной. Думаю, этот журнал многое значит для ребят, так же как и для меня.

Слова Эстер о том, что им нужно дать свободу в выражении, всплывают в моей памяти, когда я вновь обращаюсь к истории Грейсона. Мне хотелось, чтобы он был честен со мной, и я знала, что он на это способен.

Но я получила даже больше того, на что надеялась. Его рассказ — изюминка выпуска. Мне почти причиняет боль, что пришлось выпустить эту историю недоработанной.

Газета «Кингмен» уже доступна в сети, и количество обзоров растет. Люди тянутся к реальным вещам, так же как и я. Предполагалось, что учителя тоже могли бы участвовать, рассказать свою историю, но у меня уже был свой рассказ о первом дне в колледже. Этого было достаточно. Выпуск предназначался для ребят, а не для меня.

11 глава

Эбигейл

Классная комната такая же холодная, как и всегда, и только сейчас, в свой последний день, я понимаю, что буду скучать. По правде, мы прошли значительный путь, и я рада, что не уволилась. Тоска накрывает меня с головой, пока я жду ребят.

Я проклинаю себя за то, что надела синий кашемировый свитер, не знаю, что вдруг на меня нашло. Облегающие вещи не для мест, подобных этому, в особенности из-за мужчин, ведь я знаю, как они на меня смотрят.

Хотя, чего это я? Конечно же, мне известно для кого все это. Грейсон. Последний ли сегодня день, когда мы с ним видимся? Разумеется.

Я чувствую его появление. Все сразу становится светлее, и эта атмосфера усиливается с каждым его шагом. Он ступает с неприсущей ему легкостью, это, определенно, что-то новенькое. Диксон идет сзади, что-то тихо ему нашептывая, может, ругает, в любом случае, Грейсон не выглядит обиженным. Он улыбается, и на его щеке появляется незначительный рубец. Кто-то может подумать, что это всего лишь ямочки, но в тот день, в библиотеке, я была достаточно близко, чтобы увидеть старый, крошечный шрам.

Улыбка на его лице искренняя, не насмешливая. Похоже, что он действительно счастлив. Это из-за истории в газете «Кингмен»»? Я сразу же вспоминаю слова Эстер о том, как людям нужно рассказать свою историю, чтобы исцелиться. Вновь стать цельными. Чувство гордости взывает во мне, ведь приятно знать, что это ты подарил новую надежду. Надежду быть счастливым.

Он ловит мой взгляд со своего места и кивает. Перед глазами тут же вспыхивает фото мальчика с картонной коробки из-под молока. Его карие глаза…

Стоп. Сегодня не день для грусти. Грейсон не нуждается в моей жалости.

Я киваю ему в ответ.

Я смотрю на каждого моего ученика и киваю им по очереди. Сейчас я их знаю. Глубоко внутри это причиняет боль, ведь мне столько известно о них. Но даже если и так, то оранжевое море людей все же пугает меня. Даже несмотря на то, что Диксон, как всегда, стоит на страже у стены.

Сегодня он какой-то бдительный, его лоб блестит от пота, как если бы он нервничал. С чего бы вдруг ему быть на взводе?

У меня внутри все переворачивается. Кажется, что-то идет не так. Может, я просто сильно расстроилась из-за того, что сегодня последний день? Сама не знаю, почему меня это волнует, похоже, Эстер была права, я действительно сблизилась с ними. С Грейсоном, со всеми.

— Что ж, давайте приступим к делу, — бормочу я так, что меня никто не слышит. Сегодня некоторые из заключенных планируют зачитать вслух свои рассказы. Я прочищаю горло и вновь пробую произнести слова, но ничего не выходит.