Алла Холод - Девочка из провинции (СИ)

– Да уж, с настроением последнее время слабовато, – ответил, потупившись, Борис Георгиевич, вздохнул и все-таки поднял голову.

Тут он заметил Катины ухищрения и улыбнулся.

– Принеси что ли коньячку, Катюшка, – ласково сказал он. – Может, полегчает. А то ты все время заплаканная ходишь, я что-то расклеился. Одни, похоже, мы с тобой друг другу и нужны.

Катя бросилась к буфету, пряча готовые брызнуть слезы, достала початую бутылку, два коньячных стакана.

– Можно я тоже с тобой за компанию выпью? – спросила она из вежливости.

– Что за вопрос такой? – удивился Борис. – Конечно.

После ужина Катя обычно выключала верхнюю люстру и зажигала боковое освещение, которое делало просторную комнату еще более уютной. Дальние углы окутывал сумрак, вокруг стола свет тоже слегка приглушался, и казалось, будто они с дядей на этим столом и правда одни во всем мире. Девушка разлила по чашкам жасминовый чай, наполнила коньяком стаканчики, подвинула к дяде его любимые конфетки.

– Дядя Боря, – поднимая стаканчик, сказала она, – может, все еще не так страшно? Может, еще все образуется как-то? Я, конечно, ничего не понимаю в делах, но кое-что все-таки слышу.

– Эх, Катя, все не то чтобы страшно. Страшно – это когда тебе поставили диагноз рак в последней стадии, – отпив глоток, сказал Борис, – а то, что вокруг меня, мерзко, подло и противно. Наши городские власти – это ворье самого гнусного пошиба, сборище подонков и кидал. Я руковожу предприятием, которое досталось мне в совершенно убитом виде. Я до него неплохие должности занимал, мне не было никакой нужды идти в этот предбанкротный «Пассажиртранс», он мне на фиг был не нужен. Меня уговорили, меня просили, даже, скорее, упрашивали. Я отвечал, что не специалист в этой области, но мне твердили, что я лучший менеджер, что с моим, мол, управленческим опытом… «Кто лучше тебя, Борис, с этим справится?» – спрашивали меня, в глаза заглядывали. Я взялся. Я вытащил предприятие из долгов, и все это на своих личных контактах, на своих личных партнерах, на договоренностях с банкирами, с которыми опять же личные отношения.

Борис одним махом допил коньяк и потянулся за бутылкой, но Катя его опередила и сама налила дяде добавку.

– А теперь тебя увольняют, я правильно поняла? – спросила она. – Дядя, но ведь человека просто так, без всякой причины, не так уж легко…

– Увольняют – это не совсем даже, это бы еще бог с ним, – махнул рукой Борис. – Сначала они хотят моими руками провернуть одну весьма сомнительную процедуру, вывести из предприятия важные активы, а потом уже дать мне пинка под зад.

Борис Георгиевич выпил залпом еще одну рюмку и развалился на удобном полукресле.

– Но не дамся я им так легко! – воскликнул он. – Я им буду каштаны из огня таскать, ходить по грани чистой уголовщины, а за это они, может быть, подберут мне другую какую-нибудь должность! Хрен они угадали! Ничего такого я не сделаю! И должности их мне не нужны. Пока эта хапужная компания будет управлять городом, я близко к муниципальной службе не подойду. У меня есть свой бизнес, и я в состоянии прокормить себя сам. И очень хорошо прокормить.

– Ну и правильно! – горячо воскликнула Катя. Она хоть и не понимала многого из того, что говорил дядя, но чувствовала, что он поступает так как нужно.

Между тем Борис, разгоряченный коньяком, разошелся не на шутку.

– Отчего ты думаешь к нам тот мужик за черном «Порше» зачастил? – обратился он к племяннице. – Это он у них типа посредника. Уговаривает меня, чтобы я не скандалил и слил предприятие по-тихому. Приводил мне пример центрального рынка, что там, мол, на директора дело уголовное возбудили. Это у них угрозы такие. Прессой пугал, телевидением… А если я им сейчас такой кунштюк устрою, что они запоют?

– Какой такой кунштюк? – повторила Катя незнакомое слово.

– А вот какой, – Борис подался к ней, будто равному себе партнеру пытался объяснить ход своих мыслей. – А если я возьму да и обращусь к прокурору области? Я-то их планы себе представляю, что они хотят с предприятием сделать.

– А что прокурор? – подхватила дядину мысль Катя.

– А то, что прокурор области у нас на редкость порядочный человек, – ответил Борис. – Ни в чем никогда не замеченный и ничем себя не замаравший. Я с ним в университете учился, между прочим, и знаю его сто лет. Грамотный законник и человек, которого это ворье под себя не согнет ни за что. Ворье подолгу не засиживается, меняется периодически, а он как был прокурором, так и остался. И с прессой они пусть ко мне не лезут. Я что, сам не знаю, как пиар-кампании делаются? Для этого есть хорошие специалисты, плати деньги – будет тебе любая кампания. И в прессе, и на телевидении. А я заплачу, я денег не пожалею.

Дядя Борис встал, в нервном возбуждении заходил вокруг своего полукресла.

– Вот возьму и прямо сейчас дам им ответ, – выдохнул он, – и пусть думают, прежде чем меня за мальчика сопливого принимать. А то в дерьмо они меня окунуть пожелали, видите ли… Что я им, шавка какая-то подзаборная? Вот прямо сейчас и позвоню.

Борис налил себе еще рюмку, опрокинул ее и, буркнув Кате: «не убирай, я сейчас», прошествовал в свой кабинет. Катя бросилась было за ним, лепеча на счет того, что не стоит так вот с горяча да под коньяк такие важные вещи озвучивать, но дядя ее порыва даже не заметил.

«А может, решения и нужно принимать вот так, как дядя? Решительно, в один миг», – думала Катя, уползая в свою комнату.

Что в делах дяди происходят какие-то не те вещи, она давно заметила, видела, сколько времени он потратил на переговоры с тем неприятным депутатом, который приезжал на черном «Порше», понимала, что происходит что-то важное, раз дядя повышает голос и вообще ведет себя в несвойственной ему манере. Но именно сейчас он, видимо, решился. Понял, что в его пользу ситуация уже не изменится, должность свою он все равно не сохранит, но измазать себя в дерьме никому не позволит. А ведь это по-мужски. И умно. Одно дело уходить побитой собакой, другое – гордо держа голову. Он еще и навредит своим противникам напоследок. И правильно! Зато его не будут считать за лоха, как говорят здесь, в городе, не будут потом полоскать в газетенках и вешать на него чужие грехи.

А может, и ей стоит поступить точно так же? Дядя Борис очень опытный, умный человек, с его поступков пример брать совсем не грех. Почему бы ей, Кате, тоже не попытаться сохранить лицо? Пока ее не успели растоптать и смешать с нечистотами. Ведь надо же смотреть правде в глаза: Димочка ведет за ее спиной переговоры с московской мадам, которая имеет на него свои виды. И профессиональные, и, без сомнения, чисто женские. Пусть даже еще не явно, а только вступил в переписку, но к чему эта переписка приведет, уже ясно, коли он стал ей отвечать. Он так восхищался Ликиной смелостью, так завидовал тому, что у нее впереди интересные перспективы… Не откажется он попробовать себя, нет. И то, что он не рассказал о письме «акулы» Кате, лишний раз доказывает, что ее мнение для Димочки не важно, что от нее в его жизни ничто не зависит. Доказывает это и кое-что еще похуже: ради своих перспектив Димочка легко откажется от нее, расстанется с ней. И держа одной рукой собранный чемодан, он другой протянет Кате ключи от квартиры. И рука у него поднимется, можно даже не сомневаться. А еще через пару месяцев Димочка даже и не вспомнит, что была в его жизни девушка Катя.