Мария Акулова - Наследница

Как бы ему не хотелось остаться возле нее, с ней, чтобы охранять суетной сон, но реальную жизнь никто не отменял, а в ней творилось что-то неладное.

Глава 31

Саша проснулась, чувствуя, как тошнота в очередной раз подкатывает к горлу. Ей почему-то казалось, что это только во сне, но нет… Зажав рот рукой, она метнулась к смежной комнате, благо, открытой.

— О боже, — согнувшись над унитазом, Саша чувствовала, как желудок сокращается, вызывая реакцию всего тела, руки трясутся, ноги подкашиваются, а голова не способна связно мыслить.

Только память то и дело подбрасывает один и тот же момент из ее прошлого, где она держит в объятьях отца, а потом раз, и его больше нет, зато есть кровь, кровь на руках…

Еще один спазм, и Саша прикладывает все усилия, чтобы заставить непослушное тело подняться. Она вспомнила разом и где она, и что произошло, не знала лишь одного — что делать дальше.

На трясущихся ногах девушка подошла к зеркалу, включила воду. Она помнила, как Самарский сказал ей то, что сложно даже мысленно повторить, помнила, как сама отреагировала, помнила, как в один момент в голове выключился свет… Слабачка.

Смахнув непонятно откуда взявшиеся слезы, девушка зло оттолкнулась от раковины. Это все неправда. Он врет, и если она хочет в этом увериться — должна оказаться отсюда подальше.

Саша окинула себя взглядом, потом прошлась по комнате, кеды аккуратно стояли у кровати. Ей надо собраться, взять себя в руки, заставить где-то здесь снующего Самарского наконец-то от нее отвязаться и доказать самой себе, что все его слова — одна лишь ложь.

Ярослав не заставил себя долго ждать, видимо, услышал в комнате шевеление и уже через каких-то пару секунд стоял в проходе.

— Что-то болит? — Саша металась по комнате, разыскивая что-то еще. Что — не знала толком и сама, лишь бы с ним взглядами не встречаться.

— Нет. Где мои вещи?

— Какие? — знал бы он ее чуть хуже, подумал бы, что с ней все абсолютно нормально.

— Телефон, мне нужно позвонить.

— Может, тебе лучше еще немного полежать? — Яр сделал шаг в комнату.

— Нет, — она застыла, оглянулась на мужчину. Смотрела совершенно осознанно, говорила так же спокойно, лишь резкость движений подсказывала, что с ней не все так хорошо, как она бы хотела показать. — Не подходи ко мне, — ей почему-то казалось, что как только Яр коснется ее, она снова предаст отца. — Мне нужно позвонить.

— Кому?

— Ты говоришь, что у меня погиб отец, — слова дались легче, чем она думала, он ведь хочет, чтоб она ему поверила, ну она и сделает вид, что в такое можно поверить, — я должна заняться организацией похорон.

— Не должна. Этим уже занимаются.

— Мне нужно позвонить.

— Скажи кому ты хочешь позвонить, я наберу, — чтобы доказать серьезность своих намерений, Ярослав взял в руки телефон.

— Я в состоянии позвонить сама. Ладно. Просто закажи мне такси.

— Ты никуда не уйдешь, Саша, пока, — оставить ее без присмотра сейчас, в состоянии, близком к нервному срыву, нет, на такое он идти не собирался.

— Понравилось играть в заложников? — в голосе было столько яду… Он сделал ей больно тем, что рассказал об отце, и теперь ей явно хотелось отплатить той же монетой.

— Куда ты пойдешь?

— Домой! Черт бы тебя побрал! У меня есть дом, какого ж хрена ты считаешь себя в праве вечно выдергивать меня из моей жизни, а потом запирать?!

— Я не получаю от этого удовольствия, поверь.

— Не верю! Ты извращенец, Самарский, тебе нравится, когда тебя боятся, тебе нравится ломать людей, а потом смотреть на их реакцию. Ты чувствуешь тогда себя кем? Королем мира? Мы не первобытные, Самарский, у нас немного не так люди живут, нельзя бить дубинкой по голове и тащить в свою пещеру! Ждешь, что я буду тебе благодарна? За что?! Да я уже смотреть не могу на тебя! — с каждым словом, Саше все больше хотелось вцепиться ногтями ему в лицо. Это он виноват в том, что она не может выбросить из головы сказанные слова об отце! Смотря на него, она то и дело слышит «его не смогли спасти». — Хочешь правду? Помнишь, ты ушел, чтобы поговорить по телефону со своей драгоценной Снежаной? Ненавижу и тебя, и ее! А потом вернулся и лег спать, как ни в чем не бывало. Так вот, я взяла твой телефон. Взяла и позвонила отцу. А потом позвонила еще раз, а ты, как последний придурок, сделал вид, что этого не заметил! Что там ты хотел услышать? Что я буду скучать? Да я бы в любви призналась, лишь бы ты не начал проверять телефон в то же время. А потом, надо было всего лишь делать вид, что мне есть дело до твоих проснувшихся вдруг чувств… Это твое «я влюбился…», да засунь свое влюбился знаешь куда??? Я ненавижу тебя! Всем сердцем! А чтобы ты не заподозрил, насколько, готова была делать вид влюбленной дуры столько, сколько надо.

Врать ему сейчас было так сладко, собственная ложь и окаменевшее лицо напротив, выражающее ярость вперемешку с горечью разливались бальзамом по ноющему сердцу.

— Я ведь видела, что ты на меня запал. Скажи мне, ты просто так оголодал без секса, или тебе нравилось, что я тебя боюсь? Хотя не важно, мне уже не интересно. Надо было сделать не так-то много, чтоб ты потерял свою бдительность. Тебе так просто врать, Самарский!

Пусть он прекрасно понимал, зачем она это делает, что так пытается защититься от всего, сказанного не так давно им, но приятней от этого не становилось.

— Все сказала? — приложив массу усилий, Ярослав придал голосу спокойствия.

— Нет! Знаешь, как мы смеялись с папой, когда я рассказывала ему, каким придурком ты становишься, когда «влюбляешься»? Настоящим придурком, Самарский! Только придурок может отпустить пленницу гулять по двору самой, зная, что она сбежит в тот же час, как получит свободу. А знаешь, зачем я тянула с побегом? Хотела еще чуть-чуть насладиться наблюдением за тем, как из грозного, такого высокомерного Ярослава Анатольевича, ты становишься практически ручным Славой. И знаешь что, Ярослав Анатольевич меня заводил куда больше, по крайней мере, сопли о своих гребаных чувствах не распускал! — закончив тираду, Саша поняла, что дышит так тяжело, будто пробежала не один километр, щеки пылают, а в висках пульсирует кровь.

— Знаешь, что я хочу сделать? — Яр остался стоять на месте, неотрывно смотря в полные гнева глаза. Сам он, тоже вряд ли сейчас выглядел спокойным. — Заткнуть тебя, а потом заставить брать слова назад, так, как мы оба знаем, ты больше всего любишь. Знаешь, почему я этого делать не стану? Сегодня, ты имеешь право нести ту чушь, которую так рьяно пыталась только что мне донести. Но, клянусь, Саша, если ты еще раз… Я наплюю на все.

— Ты вечно плюешь на все! Мне. Нужно. Домой. К отцу. Что тебе непонятно!?

— Он умер, Саша, — тон Самарского резко изменился, напряженные до белизны скулы расслабились.