Чарльз Мартин - Колодец с живой водой

Наскоро ополоснув лицо, я вошел в дом. Пауло уже сидел за столом с чашкой кофе в руке. Увидев меня, он просиял и показал на два мешка на полу и на большую клетку, стоявшую у самого входа. В одном мешке были плоды манго, в другом – отличные кофейные зерна. В клетке сидели толстые белые и рыжие куры, которые недовольно кудахтали.

– Это куры-несушки! – возбужденно воскликнула Лина и радостно улыбнулась. – Целых двенадцать, представляешь?! У нас не было кур уже… уже очень много лет! Это отличная новость, Чарли. Теперь у нас каждое утро будут на завтрак свежие яйца!

Я снова протер слипающиеся глаза.

– Откуда они взялись?

– Их прислали твои друзья с кофейной плантации.

– Что? Какие друзья?

Лина порывисто шагнула ко мне (она снова вторглась в мое личное пространство, но я не имел ничего против) и нежно поцеловала в щеку. Пауло улыбнулся еще шире.

– За что?..

– Сегодня утром десятник не вышел на работу. Вчера он жульничал, а ты его разоблачил, и… Если учесть, что за последнее время он выиграл немало денег у людей, которые занимают в городе высокое положение, то можно предположить, что он вообще никогда не вернется на прежнее место.

– Не понимаю, какая связь…

– Все очень просто. От десятника зависит многое: если он чихнет, вся плантация ходит с простудой. Если он улыбнется, вся плантация покатывается со смеху. Ну а если он вдруг исчезнет… Тогда вся плантация с облегчением вздохнет и устроит праздник.

После завтрака мы отвели Изабеллу в школу и, погрузившись в «Тойоту», поехали на побережье. За руль я посадил Пауло, а сам сел рядом на переднее сиденье. Примерно на половине пути Лина, наклонившись ко мне с заднего сиденья, шепнула:

– Давно я не видела его таким счастливым.

Я кивнул. Мне тоже показалось, что Пауло нравится «Тойота». Для защиты от яркого солнца я дал ему свои «костасы», и наш друг разулыбался еще сильнее.

Примерно через час мы свернули к небольшому заливу. Там базировалось несколько небольших фирмочек, за умеренную плату переправлявших серфингистов на рифы, где высокая волна соответствовала самому взыскательному вкусу. Картина, которую мы застали на берегу, живо напомнила мне то, что мы с Линой уже видели вчера: на песчаных дюнах там и сям росли пальмы, между двумя близкими деревьями был натянут потрепанный гамак, а в кабине старенького «Форда», на багажнике которого были любовно уложены восемь досок разной формы и длины, сидел худой американец лет двадцати пяти, читавший какой-то роман в бумажной обложке. У американца была бронзовая кожа и длинные выгоревшие волосы, а ноги он закинул на приборную доску. Из колонок автомагнитолы доносился «Лед Зеппелин». Всем своим видом парень словно хотел сказать: «Жизнь хороша, но в данный момент – скучновата».

Когда мы подъехали, американец проворно опустил ноги и выскочил из кабины.

– Чем могу служить? – спросил он. У него был сильный нью-йоркский акцент, и я удивился (хотя удивляться, наверное, не стоило), каким ветром его сюда занесло.

Я показал ему фотографию Сэла:

– Ты, случаем, не видел поблизости этого паренька?

Парень внимательно изучил снимок и кивнул:

– Видел. Вчера.

– Где?

– Да здесь же!.. – Он показал на раскачивающийся на ветру гамак.

– Ты с ним разговаривал?

Парень покачал головой:

– Нет. Я только отвез четырех его друзей вон туда… – Последовал кивок в направлении рифа. – Они серфили несколько часов. Волна была суперская. Полный отпад.

– Но мальчик с вами не поехал? – Я снова потряс перед ним фотографией.

– Нет. Он остался, лежал в гамаке… – Парень положил ладонь себе на грудь. – Чувак сильно ушиб ребра, улетел с доски или что-то вроде того. Он и ходил-то едва-едва, где уж в таком состоянии кататься!

– Что-нибудь еще можешь мне рассказать?

– Могу. – Парень усмехнулся: – Когда мы вернулись, он слинял.

– Куда?

– Без понятия. Его приятели, похоже, тоже не знали… Правда, мне показалось – они были рады, что чувак свалил. Уж не знаю почему… Может быть, он им надоел.

Я кивнул. Я-то знал, почему приятели отнеслись к исчезновению Сэла без особой тревоги. Похоже, у их дойной коровы наконец закончились деньги.

– Ты не знаешь, где они остановились, ну, его друзья? Может, в каком-нибудь отеле?

– Извини, не в курсáх.

– Понятно. Что ж, спасибо за информацию… – Я шагнул к гамаку, думая найти там какую-то принадлежавшую Сэлу вещь, которая могла бы навести нас на след. В гамаке ничего не было, но на старой вылинявшей парусине я увидел темные пятна. Кровь. Она пропитала ткань с правой стороны гамака, и ее было довольно много. Присоединившийся ко мне Пауло потрогал пятно пальцами и поднес к носу, но ничего не сказал.

Мы обшаривали побережье до обеда, но Сэла больше никто не видел. Уже на обратном пути Лина позвонила в больницу Леона, но за прошедшие сутки никаких пациентов, которые походили бы на него по описанию или имели такие же травмы, в приемный покой не поступало.

Домой мы вернулись, сознавая свое бессилие помочь Сэлу, с которым определенно что-то случилось. Наскоро перекусив, мы снова погрузились в «Тойоту» Колина и отправились на плантацию, где нас уже дожидалась целая толпа радостных, веселых людей. Сегодня здесь собралось человек сто, не меньше, и Лина повернулась ко мне:

– Похоже, у тебя появился свой фан-клуб.

– Почему? Что все это значит?

– Эти люди собрались здесь, чтобы поприветствовать человека, сделавшего с десятником то, что́ они хотели сделать сами.

– А именно?

– Осрамить. Опозорить.

Пока Лина рассматривала людей, выстроившихся вокруг колодца широким кольцом, Пауло достал веревку и протянул мне мою упряжь. Я надел ее на себя, пристегнулся к веревке и спустя несколько минут снова оказался на дне колодца. Механически врубаясь в затвердевшую глину, я размышлял о том, как я буду смотреть в глаза Маргерит, если труп Сэла в конце концов найдут в какой-нибудь придорожной канаве. Или, еще хуже, если его вовсе не найдут.

Когда Пауло вытащил меня наверх, было уже темно. В колодце я проработал больше шести часов. К моему изумлению, толпа на поляне не только не поредела, но и стала больше. Многие держали в руках факелы, по периметру поляны горело несколько костров. В их отблесках я увидел Паулину, которая, держа на руках спящего младенца, разговаривала с какой-то молодой женщиной. Когда я выбрался из колодца, обе подошли ближе.

Пауло похлопал меня по плечу и показал веревку:

– Пятнадцать футов, Чарли. Ты отлично копать!

Толпа наблюдала за нами с почтительного расстояния, и только одна женщина, в которой я узнал Анну (ту, которой я несколько дней назад удалил зуб), подошла ко мне и, улыбаясь почти беззубой улыбкой, положила мне на ладонь большой леденец. Заставив меня сжать пальцы, она легонько похлопала меня по руке и снова улыбнулась.