Татьяна Алюшина - Тот, кто назначен судьбой

– Так! – выдохнула резко Стешка. – Немедленно уходите!

И, быстро обойдя их, оказалась сзади и принялась подталкивать к двери обеих дамочек в спины, поторапливая, а вытолкав под их возмущенные реплики, взялась за ручку двери и не удержалась-таки, сказала напоследок:

– Попрошу вас более никогда не утруждать меня общением с вами. Жили порознь всю жизнь и правильно делали.

Она захлопнула дверь и заперла все замки. Постояла, прислонившись спиной к двери, закрыв глаза, а потом, съехав по ней вниз, уселась на пол, вытянув ноги, и заплакала. Горько так, как в детстве, когда незаслуженно наказывают за что-то…

– Ты хотела узнать, какая она, твоя мама, и почему тебя бросила? – сквозь слезы спросила она себя вслух. – Ну что, узнала? И как тебе?

И в это время в кармане спортивной курточки, в которую она была одета, запел мелодией смартфон. Стеша достала его и посмотрела на определитель – звонил папа. Папа!!

– Ты, как всегда, меня спасаешь! – почти прокричала она радостно сквозь слезы.

Так невероятно ему обрадовавшись, так обрадовавшись!

– Стеша, что случилось?! – взревел любящий отец, сразу испугавшись за своего ребенка.

– Ничего, папуль, ничего, – улыбалась сквозь слезы она.

– Я же слышу, ты плачешь!! – гремел папа своим прекрасным командирским голосом.

– Я плачу, – призналась девушка и шмыгнула носом. – Но уже все в порядке, и ты позвонил! Ты не представляешь, как это здорово, что ты позвонил именно сейчас!

– Степанида!! – требовал разъяснений перепуганный окончательно Варсавин.

– Просто только что приходили мама и бабушка, – еще раз хлюпнула носом Стешка.

– Чья мама? – не понял он.

– Моя мама, – усмехнулась Стешка, вытирая ладонью слезы. – И моя же бабушка.

Он помолчал, осмысливая сказанное, и спросил уже без напора:

– Что им было надо? – и сам поспешил ответить: – Впрочем, я догадываюсь: наверняка увидели по телевидению похороны Алексея Саввовича или прочитали в интернете и кинулись за наследством, – и осторожно спросил: – Они тебя обидели? Наговорили что-нибудь?

– Наговорили, пап, – жаловалась Стешка. – Просто так обидно, понимаешь, как в детстве, от несправедливости страшной, – принялась объяснять она и снова заплакала беззвучно. – Я всю жизнь неосознанно хотела ее увидеть, и думала, какая она, и представляла: наверное, красивая и хорошая, раз какую-то такую важную работу делает. А повзрослев, все размышляла, что ж такое должно случиться у женщины, чтобы она бросила своего ребенка. А вот сегодня увидела ее, и они с ее мамой, вдвоем, объяснили мне, ради чего она это сделала. Талант. Понимаешь? Папа, у нее талант, который непременно надо было где-то реализовать, а мы с тобой этому мешали. Очень сильно мешали.

– Ты снова плачешь!! – взревел отец.

– Па, как думаешь, она его реализовала? – спросила Стешка.

– Да в жопу, что она с ним там сделала!! – прогремел возмущенно он. – Главное, что ты плачешь!

А Стешка вдруг счастливо, громко и весело рассмеялась сквозь текущие слезы – это ее папа! Боевой офицер и крутой мужчина, который бывает частенько грубоватым, а еще чаще прямолинейно грубым – все по-военному. Но как же он прав, ее папочка! Как прав – в жопу любой ваш талант, когда твой ребенок брошен и так горько плачет!

Какое же это счастье, что у нее не было мамы, а был такой папа!

– И вот так всю мою жизнь, – уже еле шептала, откровенно засыпая, Стешка. – Когда я, еще студенткой, в первый раз отправилась в экспедицию, отец взял отпуск, поехал со мной и жил с нами в палатках, умудрившись построить всех наших преподов и взять руководство на себя. В следующий раз он навел справки обо всех делах, происходящих в районе, куда мы отправлялись, и о всей администрации местной, кто там и что из себя представляет, и отправил приглядывать за мной своего бывшего прапорщика, что жил в тех местах. И так каждый раз. – Она зевнула, поерзала, устраиваясь поудобней на плече Тимофея, и совсем уж затухающим голосом договорила: – Кого-нибудь обязательно приставит ко мне, присматривать за дитем. Экспедиции, конечно, на пользу лишние руки и помощь, а мне смешно. Вот и в этот раз Славина…

Все. Она спала. А Тимофей смотрел на ее расслабленное безмятежное лицо, улыбающееся во сне, и поражался до глубины души, причем вслух:

– Нет, ну надо же, вторая женщина во всей моей жизни, которая для меня действительно что-то значит, и у нее та же фигня, что и у первой: наличие героя всей жизни! У Катьки хоть я был, а у этой папаша! Прямо болезнь какая-то! Нет, ну не засада? – и рассмеялся.

Однако значит, что-то она для него не значит, а доберутся до Москвы и расстанутся. Продлевать эти отношения, как бы ему ни хотелось, Саргин не станет.

Отдохнули, расслабились, по лесочкам побегали, погеройствовали, на кордонах полюбились под звездами, и все! Ничего серьезного он себе позволять не намерен.

На этой мысли Саргин и заснул.

И проснулся, когда у Стеши запел выставленный на смартфоне будильник в полной непроглядной еще темноте. Он не выпустил ее из кровати, а прижал к себе, зацеловал до потери всех ориентиров и взял мощно, быстро доведя их обоих до потрясающего оргазма.

Собирались спокойно, пока не приехали парни и не начался бестолковый шум-гам. То перекусить ребята решили, обнаружив, какой потрясающий омлет ели на завтрак жители кордона, и затребовав себе такой же – как дети! То что-то постоянно забывали, когда давно было пора выходить, – шумели, суетились, смеялись, и среди этого бедлама бегали развеселившиеся Найда и Быстрый, радостно потявкивая. Бардак, а не научная экспедиция!

И Тимофей отвел Стешку за руку в ее комнату, обнял за талию и, улыбаясь, предупредил тихим нежным голосом:

– Смотри там осторожней. Не перегружайся и больше не спасай никого.

И Стеше вдруг отчетливо послышалось, что от этого нежного голоса зазвучала над ними какая-то прекрасная и немного грустная мелодия.

– Ты тоже не спасай, – улыбнулась она ему.

Он медленно наклонил голову и поцеловал ее коротко раз, потом еще раз, заглянул в ее глаза и поцеловал третий раз – нежно, еле касаясь ее губ.

– Я серьезно, – прошептал он. – Будь осторожной.

– Обещаю, – ответила Стеша, глядя завороженно в его темно-серые глаза, оказавшиеся так близко, и заметила в них маленькие яркие синие точечки.

– Где ваши обратные билеты? – спросил Саргин, выпрямляясь и разрывая столь прозаичным вопросом тонкую паутинку необычайной нежности, окутывавшую их, и прогоняя музыку.

– Вон в тумбочке. – Она кивнула на тумбочку у кровати, чувствуя какую-то грусть по затихшей музыке. – В ящике лежит мой паспорт, а в нем распечатка всех наших электронных билетов. Зачем тебе?

– Мне тоже пора возвращаться, полечу с вами.