Тони Парсонс - В краю солнца

Вернее, не магазин, а просто прилавок под жестяным навесом посреди ведущей через деревню дороги, однако Рори с Кивой относились к нему как к настоящему магазину. Они весело болтали, пересчитывая несколько батов, которые нашлись у них в карманах джинсов, и разглядывали товары.

В лавке продавались красивые сувениры наподобие музыки ветра — целые композиции, созданные из сотен ракушек, искусно и замысловато сделанные, плод многих часов работы. Каждая ракушка была отобрана за особую форму или раскраску, и все они свисали с половинки кокосового ореха на тонких веревочках, издавая легкий звон, похожий на вздохи моря. Стоили они совсем дешево. Рори с Кивой купили себе по одному колокольчику, и старая продавщица принялась осторожно укладывать ракушки в ореховую скорлупу. Тесс с улыбкой посмотрела на меня, и мне показалось, что я знаю, о чем она думает. В Лондоне музыка ветра с острова Сирай будет висеть у детей в спальне, где ветер никогда ее не потревожит.

В деревне морских цыган ничего не изменилось: те же хибары на сваях, тот же усыпанный мусором пляж и качающиеся на волнах старые длиннохвостые лодки. Несколько мужчин на берегу чинили огромные клетки, с помощью которых ловили рыбу. Остальные жители спали. И у каждого в волосах блестела золотистая прядь, словно свидетельство того, что чао–лей принадлежали к другому народу, другому месту и к другому времени.

Мы были здесь единственными чужаками, и я невольно задумался, вернемся ли мы сюда когда–нибудь. Может, вернутся Кива и Рори, вместе или в одиночку, совсем уже большие, подростки с рюкзаками за спиной и целым свободным годом впереди, или еще старше, с супругами, а то и с детьми — вернутся, чтобы показать им и вспомнить самим:

«Когда–то мы здесь жили».

В дверном проеме одной из хибарок появилась Кай с обычной застенчиво–добродушной улыбкой на лице. Она приветственно подняла одну руку, а другой смущенно потерла живот, в котором рос ребенок. Кай медленно и тяжело спустилась к нам по лестнице. Они с Тесс засмеялись и обнялись, и между ними произошло нечто, понятное только обеим женщинам и детям, растущим у них внутри.

Я поднял взгляд на хибару и увидел непроницаемое лицо двоюродного брата Кай, который тут же скрылся в темноте.

— Вот, — сказала Тесс и протянула девушке что–то.

На ладони у нее блестело обручальное кольцо. Кай взяла его, покрутила в луче солнца и улыбнулась, словно разглядывая красивую ракушку, но не надела. Да мы этого и не ждали.

По лестнице опрометью, будто пожарный на вызов, соскользнул на землю Чатри. Он очень спешил и хотел, чтобы мы это заметили. Дети звали его поиграть на пляж, но для Чатри с играми было покончено.

— Я теперь рыбак, — объявил он и постучал себя кулаком в грудь. — Тетя умерла, и дядя снова выходит в море.

— Круто! — сказала Кива.

— Чатри, — обратилась к нему Тесс, — мы скоро уезжаем обратно в Лондон. Мы приехали попрощаться.

Он небрежно кивнул, как будто в ответ на замечание о погоде.

— В конце концов все возвращаются домой, — заметил Чатри.

Тесс притянула мальчика к себе. Он порывисто ответил на ее объятия, затем вырвался и побежал на берег. Дети бросились его догонять. Я посмотрел на жену, которая все еще держала Кай за руку, словно боялась ее отпустить, и пошел вслед за ними.

В одной из лодок сидел старик. Я узнал в нем дядю Кай и Чатри, который молча смотрел, как умирает его жена, а потом так же молча наблюдал, как выходит замуж племянница.

Теперь я наконец–то услышал его голос. Когда Чатри сошел с берега и зашлепал по воде к обшарпанной деревянной лодке, старик что–то отрывисто ему приказал. Мальчик забрался в лодку, а мои дети остановились на песке, держа в руках половинки кокосового ореха, в которых лежали подвески из ракушек.

— Чатри! — крикнул Рори. — Подожди!

Но Чатри некогда было ждать: он укладывал в лодку якорь и утяжеляющий его груз. Старый рыбак завел дизельный двигатель, и длиннохвостая лодка начала удаляться от каменистого побережья Сирая. Потом они поменялись местами: племянник взялся одной рукой за руль, а дядя принялся готовить ловушки для омаров. Вскоре старик и мальчик превратились в два черных силуэта в ослепительном солнечном свете. Кива позвала Чатри по имени. Не выпуская руля, он поднял свободную руку в прощальном жесте, и в тот миг я понял, что больше мы его никогда не увидим.

В ночь перед нашим отъездом над Пхукетом взошла полная белая луна. На острове отмечали Лойкратхонг.

Весь день Рори с Кивой мастерили корзинки. Госпожа Ботен дала им обоим по куску бананового стебля, вырезанному в форме лотоса. Древесина была достаточно мягкой, чтобы вдавить в нее свечки, ароматические палочки, банановые листья, цветы и монеты, и достаточно крепкой, чтобы все это не выпадало.

— Вот так, — улыбнулась госпожа Ботен, а ее муж кивнул, теребя в руках незажженную сигарету.

Когда полная луна осветила ночное небо, мы все вместе — господин и госпожа Ботен, Кива, Рори, Тесс и я — спустились с холма, прошли гуськом под оплетенной елочными гирляндами аркой, которая служила «Почти всемирно известному гриль–бару» входом, и оказались на пляже. Было еще очень рано, но по черному зеркалу моря уже скользило множество крошечных огоньков.

Вдоль изогнутого дугой берега Най — Янга родители с детьми стояли согнувшись у самой кромки воды, а за столиками пляжных ресторанов иностранцы, никогда прежде не видевшие, как отмечают ноябрьский праздник Лойкратхонг, так и застыли потрясенно, не донеся вилок до губ: поверхность моря покрыли тысячи светлячков.

Мы опустились на колени у самой воды, и Тесс подожгла ароматные палочки и маленькие розовые и голубые свечки. Кива спустила корзинку на воду и так энергично толкнула ее вперед, что на секунду мне показалось, будто она сейчас перевернется. Но корзинка выровнялась и, медленно кружась, поплыла в открытое море.

Рори вел себя иначе. Он держал корзинку обеими руками, пристально глядя на свечки, листья, монеты и прочую красоту, и я знал, что сыну больно с ней расставаться. Ему хотелось навсегда сохранить праздничную корзинку, а мне хотелось сохранить этот остров и это время. Но разумеется, мы оба знали, что и то, и другое невозможно. Внезапно Рори со смехом склонился рядом с Кивой и осторожно спустил корзинку на воду. Затем выпрямился и покачал головой, как бы говоря: глупо было ожидать, что произойдет что–то другое.

Мы стояли на мягком песке Най — Янга и глядели вслед нашим корзинкам, пока они не затерялись среди остальных. Бесчисленные язычки пламени мерцали и танцевали в темноте, уплывая все дальше в открытое море.

Перевод М. Лорие (здесь и далее — примечания переводчика).