Марина Снежная - Игра с огнем

Уронив голову на сложенные на столе руки, я зарыдала. Горько, надрывно. Слезы падали тяжелые, как камни, и не приносили облегчения. Сейчас мне самой хотелось умереть. Вместе с ним. Он ведь любил меня. Пусть странно, жестоко, но любил. Я чувствовала себя в этот момент волчицей, лишившейся единственной пары. Хуже всего, что эта волчица сама же и загрызла своего волка. Загрызла во сне, пока он доверчиво спал рядом с ней.

Словно из тумана до меня доносился голос следователя. Он успокаивал меня, говорил, что теперь мне ничто не угрожает. О моем участии в деле он никому не расскажет. И теперь мне лучше собрать вещи и уйти отсюда. Уйти поскорее, пока меня не связали со всем этим. Со смертью Демьяна открылось множество дел, в которых он был замешан. Трофинин говорил, что это хорошо, что меня с убитым не связывают узы брака. Иначе пришлось бы увязнуть в его делишках.

– Вам есть куда идти? – спросил он участливо и я, наконец, подняла голову.

Посмотрев на него невидящим взглядом, кивнула.

– Я поеду к тете. Она примет меня.

– Вот и отлично. Собирайтесь, я попрошу кого-то из ребят отвезти вас туда.

Даже не поблагодарив, я поднялась и побрела в спальню. Когда проходила мимо гостиной, кабинета и мастерской, видела, какой разгром там учинили. Видно, что-то искали. И, судя по довольным лицам, нашли. Я покачала головой. Все это уже неважно. Демьяна больше нет.

До спальни пока не добрались, и я быстро побросала вещи в чемодан, с которым год назад пришла сюда. Напоследок сняла со стены картину. Ту самую, с которой все началось. Положила поверх вещей. Оглядела комнату, прощаясь навсегда с местом, в котором пережила столько всего: и хорошего, и плохого. Со смертью Демьяна это теперь просто комната, безликое помещение, лишенное души. Как и я сама. Сейчас я тоже себя ощущала лишенной души.

При выходе меня попросили открыть чемодан. Наверное, проверяли, не вынесла ли что-нибудь запрещенное. Конфисковали браслет, подаренный Демьяном. Сказали, что его нужно проверить. Я не сопротивлялась. Плевать. Мне не нужны эти безделушки, пусть даже они стоят целое состояние. Главное, что позволили унести картину. С ней я не смогла бы так легко расстаться.

Прощай, моя так и несбывшаяся мечта. Мой идеальный мужчина, оказавшийся ничуть не идеальным, но от этого не менее любимый. Я бы многое отдала, чтобы вернуть все назад. Или нет? Как бы я поступила, если бы мне дали шанс все исправить? Сейчас я не знала ответа на этот вопрос. Да и слишком сильно было горе, чтобы думать об этом.

Когда машина увозила меня навсегда от дома, который уже привыкла считать своим, губы тронула горькая улыбка. Очередная моя игра с огнем. Я снова вышла из нее живой. Пусть даже обожженной. Только вот после каждой такой игры в душе остается все меньше живого.

Целый месяц у меня была жуткая депрессия. Никогда раньше не испытывала такого состояния. Не хотелось ничего абсолютно. Ни есть, ни пить, ни даже вставать с постели. Целыми днями я пластом валялась на кровати и пялилась на прислоненный к шкафу портрет. В голове постоянно прокручивала весь наш бурный и скоропостижный роман с Демьяном. Думала о том, что могла изменить и сделать по-другому. Иногда начинала плакать и даже не замечала, когда переставала. Слезы стали неотъемлемой частью моей жизни. Если, конечно, это можно назвать жизнью.

Чтобы я не окочурилась, тетя Света насильно пихала мне в рот еду и питье. Она даже прибегала в обед с работы, хотя приходилось ездить с другого конца города. Видно было, что тетя страдает не меньше моего, переживает за меня, но поделать я ничего с собой не могла. Она пыталась заставить меня выйти на свежий воздух и немного погулять, но я упорно отказывалась. В эти дни я возненавидела солнце. Просила поплотнее задвинуть шторы, чтобы оно не проникало в комнату. Даже мыться мне приходилось с помощью тетки, сама я могла лишь тупо сидеть в ванной и смотреть вдаль.

Не знаю, сколько бы так продолжалось и сумела бы я справиться со всем самостоятельно. Вялое течение моей жизни прервал приход гостя из прошлого. Как-то днем, по-моему, это был выходной, тетя заглянула в спальню и, с тревогой глядя на меня, сказала:

– Клавочка, дорогая, к тебе пришли.

– Кто пришел? – безучастно спросила я.

На самом деле волновало это меня мало, но из вежливости я отреагировала.

– Артур.

Даже в том моем апатичном состоянии сердце екнуло. Артур?! С чего ему вздумалось явиться сюда? С тех пор, как я ушла к Демьяну, мы не поддерживали никаких отношений. Иногда видела Артура на светских тусовках в обществе цепляющейся за него Агнессы. При встрече мы делали вид, что незнакомы и отводили глаза. Сестра Артура тоже игнорировала меня, как и вся их семейка. Меня это мало заботило и я не испытывала сожаления, что так все закончилось. Даже в самые тяжелые дни с Демьяном.

Наверняка Артур узнал из газет о том, что Елецкий убит, а все его имущество конфисковано. Не сомневаюсь, что этот мажор от души порадовался такому повороту событий. Его счастливый соперник получил по заслугам, а наглая выскочка, то бишь я, снова грохнулась прямиком в грязь, из которой он меня вытащил. Но чтобы явиться лично и позлорадствовать? На это я не считала его способным. Тем не менее, именно приход Артура вызвал у меня слабый отголосок прежних эмоций. Не хотелось показываться ему на глаза жалкой и сломанной. А именно такой я сейчас была.

– Пусть подождет минут пять, – бросила я тете Свете и сползла с кровати.

С трудом держась на нетвердых ногах, прошлепала босыми ногами к зеркалу.

– Мама родная! – вырвалось у меня при виде изможденного бледного существа с жуткими синяками под глазами и всклокоченными волосами.

Тетя понимающе кивнула.

– Я задержу его минут на пятнадцать. Чаем угощу. А ты потом заходи к нам на кухню, когда приведешь себя в порядок.

В глазах тети промелькнула плохо скрытая радость. Еще бы. Наконец-то я захотела встать с кровати. Думаю, она боялась, что я просто велю прогнать Артура взашей и снова погружусь в депрессию. Может, я бы так и сделала, но уж слишком меня зацепил его приход. Хотелось узнать, на кой он сюда явился.

Я быстро напялила джинсы и майку. Черт, все висит, как на вешалке. Джинсы, еще месяц назад сидевшие в облипочку, мешковато облегали бедра. Грудь тоже заметно изменила размер. О впалых щеках и болезненном взгляде и вовсе говорить не стоит. Казалось, что я только что из концлагеря.

И все же, когда я нанесла тональный крем и подрумянилась, внешность заиграла новыми красками. Да, я все еще казалась эфемерным созданием, но в этом даже был особый шарм. А глазища, подведенные черным, и вовсе занимали пол-лица. Я тщательно расчесала волосы и оставила их свободно струиться по плечам. Бросив на себя в зеркало беспокойный взгляд, двинулась на кухню. Надеюсь, теперь я хоть не кажусь жалкой.