Барбара Фритти - Желанная моя

Алексу до глубины души тронули тетины признания.

– Не сокрушайтесь, тетя Фиби, вы меня вовсе не потеряли. Хотите, я посижу с вами, составлю вам компанию?

– Нет, нет, у вас с Брейденом найдутся дела поинтереснее. Со мной полный порядок. Думаю, там за дверью ждут мои друзья.

– Всего лишь половина города, – улыбнулась Алекса. – Вы очень популярны, тетя Фиби. Я еще вернусь.

– Хорошо, дорогая. Спасибо, что зашла. И ты, Брейден. Рада видеть тебя на ногах.

Он вскинул голову.

– Да, приятно стоять на своих ногах.

– Твоя мама очень за тебя переживала, когда ты был за границей, и счастлива, что ты вернулся. Мы все счастливы. Надеюсь, ты теперь никуда не уедешь.

– Поживем – увидим. Берегите себя.

– Непременно, – кивнула Фиби. – И спасибо, что помогаешь Алексе. Я никогда не волновалась за нее, когда она была с тобой. Приятно снова видеть вас вместе.

Алекса улыбнулась. Если у тетушки есть силы на сватовство, значит, не так уж ей плохо. Алекса наклонилась и поцеловала Фиби в щеку.

– Выздоравливайте. До свидания.

В коридоре Алексе и Брейдену пришлось пройти сквозь строй у комнаты ожидания. Луиза, одна из лучших подруг тети, спросила, можно ли заглянуть к Фиби, и Алекса кивнула.

– Только не всем сразу.

– Не волнуйся, мы ее не утомим, – заверила Луиза. – Просто хотим, чтобы она почувствовала нашу поддержку.

– Уверена, она ее уже чувствует.

Брейден ждал у лифта, повернувшись спиной к посетителям Фиби, всем своим видом демонстрируя, что к разговорам не расположен.

– Брось, Брейден. Ты их сейчас не интересуешь.

Он быстро оглянулся. Несколько подружек Фиби направлялись к палате, остальные снова расселись в комнате ожидания.

– Спасибо, Боже, за маленькие радости, – вздохнул он.

– Тетя Фиби очень бледная.

– Поправится. Твоя тетя крепкая, она сама сказала.

– Я и забыла, что ты ей всегда очень нравился.

– Она думала, что я тебя защищаю. Плохо же она тебя знала. Это в твоей голове возникали все дурные идеи. – Брейден улыбнулся уголками губ. – Единственный человек, от которого приходилось тебя защищать, ты сама.

Алекса затрясла головой.

– Неправда.

– Еще как правда.

– У тебя тоже возникали плохие идеи.

– Например?

– Сейчас вспомню.

Брейден ухмыльнулся.

– Вспоминай, вспоминай, все равно ничего не вспомнишь.

– Обязательно вспомню. – И пусть сваливает всю вину на нее, зато впервые с момента ее возвращения он стал похож на прежнего Брейдена. Господи, как же она скучала по тому мальчишке.

Двери лифта открылись, и Алекса, опередив Брейдена, вошла в кабинку, нажала кнопку первого этажа.

– Странно, что твоего отца здесь нет, – вдруг сказал Брейден.

– А я не удивляюсь. На него никогда нельзя рассчитывать.

– Похоже, твоя тетя наконец поняла, чего он стоит.

– Очень мило с ее стороны признать, что она слишком резко обошлась с моей мамой. Просто тетя Фиби не могла пойти против моего отца. Я понимаю это, но мне до сих пор больно.

– Алекса, ты иногда видишься с отцом?

– Три раза за последние семь лет. Он приезжал на окончание школы, на окончание колледжа, а я приезжала в больницу, когда родился его четвертый ребенок. Он почти не разговаривал со мной. У меня нет ничего общего с его детьми. Я всегда мечтала о братьях и сестрах, и теперь у меня четыре единокровных брата и сестры, а я с ними не вижусь. Даже не представляю, что они обо мне думают.

– Сколько им?

– Они еще маленькие, старшие ходят в начальную школу.

Алекса вздохнула с облегчением, когда двери лифта открылись. Ей не хотелось говорить ни об отце, ни о его новой семье. Ее рана так и не затянулась.

– Поедем на пляж прямо сейчас? – спросила она, когда они шли к машине.

– По-моему, хорошая идея.

– Правда? А я думала, что у меня бывают только плохие идеи, – отшутилась Алекса.

– Ну, еще посмотрим, во что она выльется, – улыбнулся Брейден.

Оставив машину на набережной, они с Брейденом прошли три квартала пешком по узкой, посыпанной гравием дорожке. Пара велосипедов, прикованных к деревянному забору, напомнила Алексе тот последний день на пляже и единственный поцелуй Брейдена.

Брейдена, похоже, воспоминания не тревожили, уж слишком стремительно и целеустремленно шагал он впереди нее.

Когда они вышли на пляж, Алекса вздохнула от удовольствия. Она всегда любила океан, шум волн, накатывающих на песок, пронзительные крики птиц, пикирующих в море за пропитанием, и тонкую водяную пыль, оставлявшую на губах соленый привкус.

Даже в этот будний день пляж не пустовал. Не всем хотелось дожидаться конца недели и законных выходных. Вдоль прибоя гуляла рука об руку пожилая пара, совсем юная парочка пыталась запустить воздушного змея, отец семейства бросал детям фрисби [7], одинокий мужчина швырял теннис-ный мячик своей собаке, та со счастливым визгом бросалась в воду и с мячиком в зубах возвращалась к хозяину.

Алекса медленно брела по песку, глядя под ноги. В детстве она много часов провела на этом пляже в поисках обточенного волнами стекла, которого было много на местном побережье. Острое сожаление кольнуло сердце, когда она вспомнила, как мечтала превратить красивые стеклышки, отшлифованные морем, в необычные украшения. Свои последние находки она оставила в тетином доме, интересно, сохранились ли они.

Расстояние между ней и Брейденом увеличивалось, и не только визуально. Исчез проглянувший ненадолго легкомысленный парень, поддразнивавший ее за плохие идеи. С тех пор как они приехали на пляж, Брейден хранил ледяное, чуть ли не враждебное молчание. Он будто превратился в сжатую пружину и почти бежал вперед, позабыв о своей спутнице, и о чем бы он сейчас ни думал, мысли явно его не радовали. Что же так резко изменило его настроение?

Алекса бросилась вдогонку и уже почти настигла его, когда он резко остановился, схватился за ногу и осел на песок.

Она опустилась на колени рядом с ним.

– Что с тобой?

Сжимая правое бедро, Брейден скривился от боли и проскрежетал сквозь зубы:

– Судорога.

– Я могу чем-нибудь помочь?

Он покачал головой.

– Само пройдет.

Больно было видеть его страдания, но у нее не было с собой даже бутылки воды, и она, чтобы хоть чем-то помочь, потянулась помассировать сведенную судорогой мышцу. Однако Брейден оттолкнул ее руку.

– Не надо.

– Прости.

Ей оставалось лишь ждать. Напряжение постепенно отпускало его, и наконец он сел, поморщившись, вытянул ногу.

– Тебе легче?

В его глазах плескались боль и уязвленная гордость. Он всегда терпеть не мог выглядеть слабым.

– Да.

Алекса устроилась на песке поудобнее.

– Знаешь, это напомнило мне праздник Четвертого июля.

– Ты о чем? – проворчал Брейден.