Дениз Робинс - Больше чем любовь

– Больше не о чем беспокоиться, мой ангел, – сказал он. – Думаю, наша псинка выкарабкается. Джон уже начал грызть корзинку и всем своим видом показывает, что проголодался. Клянусь, ему уже лучше.

Я быстро встала с дивана, опустилась на колени у корзинки и тщательно осмотрела Джона, который радостно лизал мне руки. Я пришла к выводу, что Ричард прав и маленький Джон не собирается умирать.

Мы отпраздновали его выздоровление, выпив чаю у камина, потом мы вместе заснули на диване, а Джон мирно посапывал около нас.

Незадолго перед рассветом, когда холодный зимний свет еще только начал проникать в комнату, я проснулась и посмотрела на спящего Ричарда и мою маленькую собаку, и от любви к ним у меня невыносимо защемило сердце. Милый мой Ричард, с темной жесткой щетиной на подбородке, под глазами темные круги, без воротничка и галстука… но удивительно красивый. Своей тонкой, сильной рукой он держит мою руку. Он был таким родным, таким милым. Я подумала, что я очень счастливый человек, потому что Ричард рядом… А ведь многие женщины вообще не знают ничего, кроме одиночества и неразделенной любви. Я сказала себе, что больше никогда не стану жаловаться, даже если он будет задерживаться из-за Марион или Берты.

Этим летом и осенью я чувствовала себя очень счастливой, а теперь, когда Джон выздоровел, жизнь показалась мне совсем прекрасной. Так было до самого Рождества. Как обычно, под Рождество для меня наступали печальные дни. За неделю до праздников Берта возвращалась из школы – значит, Ричард проведет все время с семьей, в Рейксли. Я ненавидела Рождество.

Я ненавидела рождественские праздники, когда была в монастырском приюте и потом, когда уже начала зарабатывать себе на жизнь. Ведь праздники и веселье для меня означали лишь одиночество и были самыми печальными днями; я даже радовалась, когда снова можно было идти на работу. После того как умерли мои родители и у меня не стало дома, я позабыла, что такое счастливое ожидание Рождества.

И даже за последние два года мало что изменилось в моем отношении к Рождеству: меня ожидали все те же одиночество и скука. И конечно же, все это порождало чувство зависти… если не ревности, потому что мне приходилось расставаться с Ричардом. А ведь он был мне так нужен. Я так мечтала встретить Рождество с ним! Я представляла себе, что мы вывесим носок для него и чулок для меня, в канун Рождества положим в них подарки, а утром побежим смотреть, что нам принес Дед Мороз, и будет так весело! Но эта привилегия принадлежала Роберте, а не мне.

«Счастливого Рождества!» – это поздравление тоже было обращено к Роберте, Марион и ее родственникам. Я знала, что они всегда устраивали семейный обед в Вилдинг-холле, а вечером в Рейксли был праздничный ужин.

Ричард потом рассказывал, что все было очень скучно, единственным светлым пятном было общение с Робертой. И я думаю, все было действительно так, но моя тоска от этого меньше не становилась. Ведь я знала, что Ричард понимает, как я бываю несчастна на Рождество. Я пыталась скрыть от него мою грусть и, чтобы он не беспокоился обо мне, не рисовал в воображении мою одинокую печальную фигуру, каждое Рождество проводила у Кэтлин.

Но на сей раз мне было не совсем удобно ехать туда. Билл, муж Кэтлин, был дома, и они ждали в гости родственников – брата Билла с женой. Для меня там не было места. А больше мне ни к кому не хотелось ехать. Я понимала, что дома, с собакой, среди моих вещей, мне будет легче.

Признаюсь, я не сказала Ричарду всей правды. Пусть думает, что я еду к Кэтлин. Он, как обычно, «отпраздновал» со мной Рождество за день до возвращения Роберты. Доктор Кейн-Мартин тоже уехал, и я была свободна. Ричард не пошел в офис, и мы целый день вместе ходили по магазинам. Мы могли совершенно безбоязненно бродить по магазинам Уэст-Энда, потому что Марион с семьей была в Рейксли и мы вряд ли могли встретить кого-нибудь из них, хотя у нас была и договоренность: если Ричард подаст мне условный знак, я сразу же «исчезну». (Как я ненавидела подобные «договоренности»! Они придавали нашим отношениям оттенок какой-то грязной интрижки. Но это была цена, которую мы вынуждены были платить за нашу любовь.)

Я любила ходить с Ричардом по магазинам. Нам нравились одни и те же вещи, он научил меня выбирать хорошие книги и картины, красивое стекло и старинный фарфор и часто говорил, что за последнее время у меня развился тонкий вкус.

В это Рождество он впервые попросил меня помочь ему выбрать что-нибудь особенное для его дочери. Он уже купил ей несколько пластинок. А теперь ему хотелось подарить ей что-нибудь более личное.

– Дорогая, наверное, тебе, как женщине, виднее… Вспомни, что тебе нравилось, когда ты была девочкой.

Меня охватила радость и гордость: он советуется со мной! Возможность разделить с ним заботы о его любимой Берте еще больше сблизила нас. Я была счастлива. День был очень холодный. Только что прошел сильный град, и, когда мы шли по Риджент-стрит, ледяной ветер пробирал до костей, глаза слезились, но я была счастлива. Я была с Ричардом, и мы вместе шли покупать подарок его дочери. Я испытывала необыкновенную нежность к неизвестной Берте. Пыталась представить себя на месте ее матери. Да, я воображала себя женщиной более старшего возраста, замужем за Ричардом уже много лет. Как я была счастлива!

Должно быть, эта радость отразилась на моем лице, потому что Ричард нежно взял мою руку и посмотрел на меня со странной улыбкой.

– Чему ты так обрадовалась? Ты просто вся сияешь… глаза, губы… ну просто удивительно, – прошептал он.

– Тебе не понять – ты ведь мужчина, – усмехнулась я.

– Это потому, что в душе ты все еще ребенок, Роза-Линда, – нежно сказал он. – И ты хорошо знаешь, что бы тебе хотелось получить в подарок от Деда Мороза.

Надув губы, я засмеялась и отрицательно покачала головой, но ничего не сказала, потому что он опять все понял. Понял мою скрытую… тайную радость: я помогала ему выбирать подарок для его Берты.

Но когда он одобрил мой выбор, я еще больше обрадовалась. Маленькие дорожные часы в складном кожаном футляре.

– Таких часов у нее никогда не было, – сказал он. – Она будет класть их у изголовья перед сном.

Я призналась ему, что в ее возрасте мне всегда хотелось иметь такие часы.

– Прекрасная идея! – воскликнул Ричард. – Мне это никогда не приходило в голову. Я уверен, она будет рада. Ее мать хочет подарить ей меховое манто… для визитов. Поэтому наш подарок будет единственным в своем роде.

Но после этих слов вся радость как-то незаметно улетучилась. Наверное, это отразилось на моем лице, но я постаралась, чтобы Ричард ничего не заметил. Вот и закончилась моя глупая игра в «страну-фантазию», будто мы покупаем часы для «нашего ребенка». Роберта – не моя дочь. Ее мать – Марион.