Счастье за углом

— После аварии обо мне писали и говорили много гадостей. До меня дошли мерзкие слухи и шутки, тиражируемые прессой. Критики вцепились в мою глупо счастливую жизнь. И большая часть гадостей принадлежала женщинам, а не мужчинам. Как женщина может говорить такое о своей… сестре?

Мэси погрозила мне пальцем.

— Те женщины так жаждут получить место в силовой структуре мужчин, что плевать хотели на все остальное. Они инстинктивно отгораживаются от женщин, которых мужчины больше не ценят. И втайне боятся разделить твою судьбу. «Видите, что случается с женщинами, которые больше не отвечают мужским стандартам? Видите, что случается с теми, кто ищет статус в нашем мире?»

Мэси вздохнула.

— Я обычно не слишком придерживаюсь догм традиционного феминизма, но в этом случае… когда ты лишилась красоты при аварии — а в результате потеряла карьеру и статус, и все только потому, что в мужском мире тебя ценили за что угодно, только не за личность, — ты стала очень яркой иллюстрацией того, насколько хрупка сила женщины. Видишь ли, женщины, которые целенаправленно привлекают к себе внимание — не только красотой, но и умом или спортивными достижениями, — женщины, которые смеют не быть послушными служанками, — они угроза мужскому эго. И точно такая же угроза для женщин, которым промыли мозги и которые боятся требовать признания собственных заслуг.

Я уставилась на нее.

— Это звучит куда лучше, чем то, что я избалованная штучка и все тайно ненавидят меня до безумия. Спасибо.

Она похлопала меня по руке.

— Женщины всегда пугаются, когда какой-то каприз судьбы уносит из жизни что-то невинное. Твоя красота была невинной, понимаешь? Не в смысле наивной или детской. Я имею в виду чистоту. — Мэси просветлела. — Но с другой стороны, не так уж плохо, что ты ее потеряла. У Вселенной на тебя явно большие планы, и тебе нужно подняться на новый уровень. А сейчас у тебя переходный период.

— Я была счастлива и в виде пустой красотки.

— Правда?

— У меня были лучшие места на всех концертах, лучшие мужчины, лучшая еда и лучшие поездки.

— А через несколько лет ты стала бы с ужасом и одержимостью бороться за сохранение красоты. Бороться за место на сцене. А твой муж явно не был лучшим мужчиной, с которым можно связать жизнь.

— И ты думаешь, что от этого мне сейчас станет лучше?

— Извини. Но в данном случае правда — это просто необходимый пинок под зад.

— Ладно, ты права. После аварии я много думала о красивых людях, не только из шоу-бизнеса. О директорах компаний, о работниках складов, о тех, которые встречаются в жизни, — и все они цепляются за свою красоту. Она слишком хрупкая. А мне повезло. Нравится мне это или нет, цепляться мне больше не за что. Мне это не нравится.

Мэси захихикала.

— Но ты хотя бы сформулировала свою дилемму.

— А тебе… нравится Роберт Фрост. Почему?

— Я люблю все сентиментальное. Эмили Дикинсон. Браунингс. Фрост, Карл Сэндбург. В их стихах звучит музыка. — Она нагнулась ко мне и призналась: — Когда мы с Альбертой обменялись кольцами, она подарила мне томик поэтов романтизма. Сказала, что «ни одна поэма не опишет, как ты спасла мне жизнь и как заставила поверить, что моя жизнь стоит спасения».

— Ты ее очень любишь, — тихо сказала я. — А она любит тебя. Я видела, как вы друг на друга смотрите. И завидую такой степени партнерства и обожания. — Но я тут же себя одернула. — Только это и не дает мне проткнуть ее отверткой.

Мэси захихикала, а я продолжила:

— Дельта сказала… если я не ошибаюсь, что ты была профессором истории, пока не встретила Альберту.

Она выпрямилась и кивнула.

— Была, десять лет назад. Мне тогда еще не было тридцати. Это было в другой жизни.

— Где ты защитила докторскую?

Она пожала плечами.

— В Йеле.

Ну вот, отлично. Томас был женат на девушке из Гарварда, а его лучшая подруга — девушка из Йеля.

— Так, мне срочно нужен словарь и имплантация IQ, потом продолжим разговор.

— Я не была особо одаренной. Так, средний академический уровень. Окончила бакалаврат в Дюке, здесь, в Северной Каролине, потом защитила докторскую в Йеле. И вернулась в Дюк преподавать. А потом умерли мой родители, и я опустила руки.

— Умерли?

— Их убили в Бостоне, пытаясь угнать их машину. Я там росла.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже. Я каждый день по ним скучаю, и мне всю жизнь будет их не хватать.

— Так ты бросила все и решила начать новую жизнь?

— Я пошла работать в церковь, меня перевели в Новый Орлеан, и там я познакомилась с Альбертой.

— А как ты смогла так просто отказаться от старой жизни? Научи меня.

— Когда теряешь якоря, которые всю жизнь тебя держали, ты чувствуешь свободу. Ты боишься, ты расстроена, но во всем этом есть и своя привлекательность. Ты свободна, как вода, можешь тянуться к луне и испаряться, а можешь застыть на дне глубочайшего океана. Но ты свободна и можешь исследовать мир. Некоторые люди, кажется, путаются и решают плыть по течению. А мне нравится считать это взрослением.

Я покачала головой.

— Не думаю, что я взрослею. Мне кажется, что я съеживаюсь.

— Дай себе время.

— А Альберта «росла», когда ты с ней познакомилась? Или просто мутировала?

— Она работала в миссии в деловой части города, помогала бездомным. Давай, говори.

— Она что , распугивала их с улиц?

Мэси рассмеялась:

— Иногда.

— И как вы вдвоем решили приехать сюда?

— Я часто сюда приезжала, еще когда училась в Дюке. Эти горы… Мы с Альбертой их любим. У них невероятная энергетика. Не смейся, многие люди считают их самым сильным энергетическим завихрением на планете.

— Меня растили епископанты. Прости, но мы смеемся над любой верой.

— А меня растили методисты, но единственное, что я помню, — это розовое платье с воланами и кринолином, которое меня заставляли носить на Пасху. Мне тогда было лет пять. Ты знала, что в тысяча девятьсот семидесятом еще выпускали платья с кринолинами?

— Тебе сорок лет?

— Что за ужас в голосе? Альберте тридцать пять. Мне сорок. Мы вместе уже почти десять лет. Завтра я принесу фотографии наших двоих детей и покажу тебе. Их рожала Альберта. У меня фиброма матки. Ты наверняка уже знаешь, что их отец Санта Уиттлспун. Все знают, мы только притворяемся, что это секрет.

— Я все еще пытаюсь извиниться за то, что сказала. Ты выглядишь гораздо моложе.

— Счастливые люди всегда выглядят младше. А ты и правда боишься старости, так ведь? Тогда опасайся упустить свое счастье.

— Я боюсь того и другого.

Она зачерпнула ладонями воздух и поднесла их к носу.

— Вдохни энергию этих древних гор, почувствуй силу водоворота, и ты поймешь, что твой возраст по сравнению с ними — ничто.