Эмма Герц - Вензель на плече Урсулы

— Не дурацкая, — согласилась Урсула и захрустела ржаным соленым сухарем, — с Маруськой было не страшно. Она знаешь какая отважная, Маруська!.. Лучше сторожевой собаки.

— Знаю. Перестань есть всякую дрянь, сейчас будут оладушки. Тебе отец ничего не говорил?

— О чем?

— Ну… О моих новостях.

— Нет.

Мама Урсулы поставила чугунную сковороду на огонь, наскребла с рифленых стенок жестяной банки топленого масла, красивого желтого оттенка, стала размельчать его ложкой на более мелкие фракции. Посмотрела на худую дочь с перемученным лицом и заговорила, интонационно выделяя слово «конечно»:

— Это, конечно, еще не окончательное решение, но мне предложили хорошую должность в недавно основанной авиакомпании… В Москве. Я, конечно, еще не дала согласия…

— А почему ты не дала согласия? — Урсула догрызла один сухарь и потянулась за другим.

— Да я бы дала, конечно. — Мама Урсулы выразительно закатила сильно накрашенные черным и розовым глаза. — Но ты-то как? Как тебя здесь оставить? Дочь! Я прошу тебя. Поехали со мной. Конечно, с учебой надо будет что-то решать, но, в конце концов, есть заочное отделение… Рассмотрим варианты…

— Эй, эй! — Урсула испуганно привстала, даже перестав жевать. — Какие еще варианты, ты что, у меня все нормально, ты что. Я никуда не поеду, у меня университет, Маруська, новая работа, квартира и отец…

— Отец. С его негритянкой.

— Да, отец с его негритянкой, и я буду тебе звонить каждый день…

— Звонить!.. Что твои звонки! Ты будешь приезжать. Каждую неделю.

— И приезжать каждую неделю, мама, у меня все хорошо, ну, правда же, ну…

— Не знаю, не знаю. — Мама Урсулы красиво прижала наманикюренную руку к основанию шеи. — Мне очень неспокойно… Кстати, пока ты… болела, я только и делала, что получала для тебя повестки в суд, что там такое… я вся изнервничалась…

— Ничего, мам.

Через несколько дней ей предстояло появиться в свидетельской роли на судебном заседании. Будет слушаться дело, подсудимыми по которому являются люди, ставшие ей близкими. Ставшие ей кругом, средой обитания и атмосферой. В июне, два месяца назад, на одном из собраний Дискуссионного Клуба погибла Николь, такая нежная. Будучи зафиксированной на скамье, в процессе зеркальной флагелляции, красивой эротичной акции, приуроченной ко дню свадьбы видных деятелей сообщества, она задохнулась с новым кляпом во рту, красно-черным и изысканным. Перестала дышать. Заметили поздно. «Такие дела», — прокомментировала Кэрол.

Звонок в выломанную дверь дал возможность не отвечать матери. Урсула облегченно выдохнула. Мама Урсулы облегченно выдохнула тоже: родительский долг можно было считать выполненным, все спросила, все сказала, теперь нажарить оладьев с яблоками, позаботиться о неприкосновенности жилища и уйти в свою жизнь.

— Это мастера, это мастера, — бодро проговорила она, — мне наша главбух рекомендовала, хороший кооператив, ты не представляешь себе, дочка! Работают сплошь квалифицированные кадры, инженеры, профессора… Опытные студенты-технари! Отличники!.. Бронированные железные двери, великолепные замки типа «паук»…

— Замок системы «паук», — не спорила Урсула, — это прекрасно. Студенты-отличники — вообще выше.

— Выше чего?

— Всех похвал, мама.

— Здравствуйте, — молодецки громыхнули из прихожей квалифицированные профессора, — разрешите приступать?

— Да-да, а вот конечно, а как же не приступать, — засуетилась мама Урсулы, оттаскивая в стороны обувь двух сезонов, Урсулину и Марусечкину, маленький стул, расписанный под хохлому, большой кожаный портфель, набитый неизвестно чем. С таким мог бы ходить в баню иной квалифицированный профессор, только добавить березовый или дубовый веник по выбору.

Урсула смотрела в окно, летний день проникал в него различными способами: вламывался жарким ветром, просвечивал солнцем, шумел детьми, лаял собаками, издалека позванивал трамваем. Она с силой провела рукой по лицу, все хорошо.

— Где можно переодеться? — спросили ее. — Приветствую вас!

Молодой квалифицированный профессор или опытный студент-технарь и отличник улыбнулся в дверном проеме. На левой щеке возникла симпатичная ямочка, ее хотелось потрогать пальцем. Хотелось улыбнуться ответно.

— Пойдемте. — Урсула встала, поправляя короткие спортивные шорты.

— Сюда?

— Сюда.

Трактир «Чем Бог послал», меню на 14.06.1994:

«Салат из сыра, яиц, зеленого лука и чеснока.

Суп-пюре из цветной капусты с гренками из яиц.

Зразы по-польски.

Блинчатый пирог с яблоками.

Приятного аппетита!

С уважением и заботой

Хозяева».

Доска объявлений в трактире «Чем Бог послал»:

«Милые гости! Мы с семьей поздравляем наших друзей, достойных членов Дискуссионного Клуба, Светлану и Николая, с днем свадьбы, которая состоится в грядущую субботу. Все залы будут заняты под праздничный обед, приносим свои извинения за неудобства, зато с понедельника у нашего дражайшего повара начинается сезон баклажанов, милости просим отведать фирменную икру и еще по-гречески, новинка, очень рекомендую.

Ваш Георгий».

Георгий Кузнецов был приговорен районным судом к восьми годам лишения свободы по статье такой-то УК РФ за непредумышленное убийство. Срок отбывал в колонии на территории Мордовии, где в городе Рузаевка поселились его жена и дочь. После освобождения они прожили там еще семь лет, после чего вернулись в город с целью выкупить свое прежнее заведение и начать сначала.

Все получится. Прежнему заведению вернут прежнее название, а дурацкую вывеску с конями и непонятными терминами «Иноходец Standardbred» отправят на ближайшую помойку.

Провожаю Ирку Альперовскую, вальяжного Володюшку, уверовавшего Бывалова и его неподстриженную жену, провожаю бодрого Савина, он изо всех сил показывает мне свое высшее неодобрение и вообще — большое горе, отрывисто сообщает, что хочет побыть один. Момент требует нервно сминаемой в пальцах сигареты, но нет, ограничивается хлопком дверью. Перемываю стаканы для виски, блюдца от яблок, аккуратно расставляю все по местам.

Закрываюсь в ванной, включаю воду, она весело ударяет по эмалированному чугуну, мне всегда нравился этот звук.

Марусечка останется мне лучшей подругой, хорошей девочкой, один раз она одолжила мне жизнь, выломав две двери, отдам наконец свой долг. Савин немного походит оскорбленным мужем, но скоро успокоится, сделается лучшим отцом года, он сможет. Будет думать, что я струсила и предпочла так, чем выстраивать заново жизнь. Я же трусиха. Я малодушная. Через какое-то время он объявит, что хочет поддержать Марусечку, жениться на ней и усыновить ребенка, бедного младенца, ни в чем не виноватого. Интересно, на какой щеке у него будет ямочка?